“У тебя все очень хорошо”, - сказал однажды его главный целитель, когда он вернулся измотанный и вспотевший после путешествия в несколько сотен ярдов. “На самом деле, у тебя дела идут намного лучше, чем мы от тебя ожидали. Когда ты впервые попал сюда, многие люди сомневались, что ты проживешь больше нескольких дней”.
“Я был одним из них”, - ответил Сабрино. “И я бы солгал, если бы сказал, что был уверен, что ты оказал мне услугу, спасая меня”.
“Итак, что это за отношение?” Целитель заговорил укоризненным тоном.
“Мой”, - сказал ему Сабрино. “Это мой труп, или то, что от него осталось. Я тот, кому приходится в этом жить, и это не так уж и весело ”.
Целительница попыталась уговорить. “Нам было бы неприятно видеть, как все, что мы сделали, пропадает даром после того, как мы так усердно работали, чтобы поддержать тебя”.
“Ура”, - кисло сказал Сабрино. “Я не дурак и не ребенок. Я знаю, что ты сделал. Я знаю, что ты усердно работал. Чего я до сих пор не знаю, так это того, стоило ли тебе беспокоиться ”.
“Алгарве тоже изуродован”, - сказал целитель. “Нам нужны все люди, которые у нас остались, не так ли?”
На это у Сабрино не нашлось вразумительных ответов. Он сел на свою койку и уронил костыли. “Я никогда не думал, что буду надеяться на мозоли под мышками, - сказал он, - но эти проклятые штуки натирают меня до крови”. Прежде чем целитель смог заговорить, Сабрино погрозил ему пальцем. “Если ты скажешь мне, что у меня впереди остаток жизни, чтобы привыкнуть к ним, я возьму один из этих костылей и размозжу тебе им голову”.
“Я ничего не говорил”, - ответил целитель. “И если вы убьете человека за то, о чем он думает, сколько людей останется сегодня в живых?”
“Примерно столько, сколько осталось в живых сегодня, если вы думаете об альгарвейцах”, - сказал Сабрино. Он лег и почти сразу заснул. Отчасти из-за отваров - хотя иногда они также стоили ему сна - и отчасти из-за усталости, которая приходила с пребыванием на ногах, пусть и ненадолго.
Когда он проснулся, целитель парил над его кроватью. В своей длинной белой тунике он напомнил Сабрино морскую птицу. Он сказал: “У вас посетитель”.
“Что теперь?” Спросил Сабрино. “Они собираются попытаться сделать меня королем Янины? Я не мог быть хуже Тсавеллас, это точно”.
“Нет, в самом деле, ваше превосходительство”. Целительница повернулась к дверному проему и сделала приглашающий жест. “Теперь вы можете войти”.
“Спасибо”. К удивлению Сабрино, в комнату вошла его жена.
“Гисмонда!” - воскликнул он. “Во имя высших сил, что ты здесь делаешь? Я отправил сообщение, чтобы сказать тебе, чтобы ты отправилась на восток, если сможешь, и я думал, что ты это сделала. Куусаманцы и лагоанцы победили нас, но ункерлантцы...” Его жест был широким, экспансивным, альгарвейским. “Они ункерлантцы”.
“Я знаю”, - сказала Гисмонда. “К тому времени, когда я решила уехать из Трапани, было слишком поздно. Я не могла. И поэтому, ” она пожала плечами, ” я осталась”.
Целитель предупреждающе погрозил пальцем, направляясь к двери. “Я вернусь примерно через полчаса”, - сказал он. “Он не должен переутомляться. И, ” многозначительно добавил он, “ я оставляю эту дверь открытой”.
Находясь под действием отвара, Сабрино не особо заботился о том, что выходит у него изо рта. Злобно глядя на целителя, он сказал: “Ты не представляешь, каким бесстыдным я могу быть, не так ли?” Парень поспешно ушел.
“Ну, в самом деле!” Голос Гисмонды звучал немного насмешливо, но гораздо более шокированно. “Возможно, тебе смертельно стыдно, моя дорогая, но что заставляет тебя так думать?"
Она была красавицей, когда они поженились. Она все еще была красивой женщиной, но из тех, кто демонстрировал, что под ней скрывается железо. Она редко проявляла теплоту к Сабрино в супружеской постели. Она давала ему то, что он хотел, когда он хотел этого с ней, и, как многие альгарвейские жены, она смотрела в другую сторону, когда он завел любовницу. Но она всегда была беззаветно предана, и Сабрино никогда не ставил ее в неловкое положение, как некоторым мужьям нравилось делать со своими женами.
Теперь, вместо того, чтобы ответить ей, он задал вопрос, который вертелся у него в голове: “С тобой все в порядке?”
“О, да”. Она кивнула. “Учитывая все обстоятельства, место не слишком сильно пострадало. А что касается ункерлантцев. .” Еще одно пожатие плечами. “У одного из них были кое-какие идеи в этом роде, но я убедил его, что они совершенно неуместны, и с тех пор они не доставляли мне никаких хлопот”.
“Молодец”. Сабрино задумался, было ли “убеждение” Гисмонды чем-то быстрым и смертоносным в бокале вина или крепких напитков, или демонстрация суровости убедила Ункерлантца обратить свое внимание на что-то другое. Это было бы вполне за ее пределами, но люди Свеммеля, судя по всему, что Сабрино слышал и видел, не всегда были готовы принять отказ в качестве ответа. Он сказал: “Я надеюсь, ты не слишком рисковала”.