Что касается Гаривальда, Сеорл на самом деле не говорил на этом языке. Но его собственный грелзерский диалект заставил многих его соотечественников автоматически предположить, что он был предателем. Ункерлантер имел множество вкусов. Возможно, где-то в королевстве люди говорили так же, как Сеорл.
Гаривальд потер подбородок. “Ты не тот урод, если сохранишь эту бороду”.
Сеорл ухмыльнулся. “Да, я знаю это. Я избавлюсь от прелюбодейной штуки, когда придет время. Но до тех пор...” Он посмотрел на Гаривальда. “Если тебе не хочется оставаться здесь, пока ты не сдохнешь, хочешь пойти со мной?”
“Если они поймают нас, они могут убить нас”.
“И что?” Сеорл пожал плечами. “Какая разница? Я не собираюсь прожить остаток своих дней в клетке для блуда. Они думают, что я такой, они могут поцеловать меня в задницу ”.
Для Гаривальда это не было концом его жизни. Его официальный приговор составлял двадцать пять лет. Но он был бы далеко не молод, если бы его когда-нибудь выпустили - и если бы он дожил до конца срока. Насколько это было вероятно? Он не знал, не наверняка, но ему не нравились шансы.
Донесение на Сеорла могло быть одним из способов сократить срок его заключения. Он понимал это, но никогда не думал о том, чтобы на самом деле это сделать. Он ненавидел информаторов даже больше, чем инспекторов и импрессоров. Последние группы, по крайней мере, были откровенны в том, что они делали. Информаторы ... Насколько он был обеспокоен, информаторы были червями внутри яблок.
“Что бы ты сделал, если бы выбрался?” он спросил Сеорла.
“Кто знает? Кого это волнует? Что бы я ни задумал, пожалуйста”, - ответил негодяй. “В этом вся идея. Когда ты на свободе, делай то, что тебе заблагорассудится”.
Он не знал Ункерланта так хорошо, как думал. Никто в королевстве, за исключением только короля Свеммеля, не делал того, что ему заблагорассудится. Глаза следили за человеком, куда бы он ни пошел. Он мог не знать, что они были там, но они будут.
знаю, как все устроено, если его снова поймают, какое мне дело? Ну, если прелюбодействующий фортвежец не подумал Гаривальд. Если я смогу выбраться отсюда, я знаю, как вернуться к жизни. Все, что мне нужно было бы сделать, это отделиться от него.
Думал ли бы он так до войны? Он не знал. Он надеялся, что нет. Последние четыре года прошли долгий путь к превращению его в волка. Он тоже был не единственным. Он был уверен в этом. Он протянул руку. “Да, я с тобой”.
“Хорошо”. Он уже знал, какой сильной была хватка Сеорла. По всем признакам, фортвежец был рожден волком. “Мы сможем использовать друг друга. Я знаю как, и ты можешь вести большую часть разговоров ”.
“Достаточно справедливо”, - сказал Гаривальд. И если мы выберемся, кто из нас попытается убить другого первым? Пока один из них знал о другом, они оба были уязвимы. Если он мог видеть это, Сеорл, несомненно, тоже мог это видеть. Он изучал негодяя. Сеорл улыбнулся в ответ, воплощение честной искренности. Это убедило Гаривальда в том, что он не может слишком доверять фортвежцам.
“Что вы, сукины дети, там делаете?” - крикнул охранник. “Что бы это ни было, приходите и делайте это там, где я смогу за вами присматривать”.
“Хочешь посмотреть, как я мочусь?” Сказал Сеорл, одергивая свою тунику, как будто он именно этим и занимался. В туннеле воняло мочой; он выбрал хорошее укрытие. Охранник скорчил ужасную гримасу и махнул ему и Гаривальду, чтобы они возвращались к работе.
У него есть мужество, подумал Гаривальд. Он не глуп, даже если не понимает Ункерланта. Если у него есть план, как выбраться отсюда, он может сработать.
Когда Сеорл шел обратно ко входу в туннель, он пробормотал: “Все это прелюбодейное королевство - не что иное, как лагерь для прелюбодейных пленников”. Гаривальд моргнул. Возможно, человек из бригады Плегмунда понимал Ункерланта лучше, чем тот думал.
Гаривальд начал размахивать киркой с прицелом, который он не показывал раньше. Он задавался вопросом, почему. Могла ли надежда, какой бы жалкой она ни была, сделать так много? Возможно, это могло.
С тех пор как Сабрино отказался стать королем Альгарве или части Альгарве, в санатории с ним обращались лучше. Он ожидал худшего. В конце концов, он предупреждал генерала Ватрана, что из него не получится надежной марионетки. У него не было причин думать, что ункерлантский генерал ему не верит. Возможно, Ватран проявил больше вежливости к честному и искалеченному врагу, чем он ожидал.
Мало-помалу Сабрино научился передвигаться на одной ноге. Он ковылял взад и вперед по коридорам санатория. В конце концов, ему даже удалось выйти на улицу, чтобы испытать свои костыли и уцелевшую ногу на настоящей грязи. Он продолжал испытывать боль. Отвар макового сока помог справиться с ней. Он знал, что пришел жаждать отваров, но ничего не мог с этим поделать. Если боль когда-нибудь пройдет, он подумает о том, чтобы отучить себя от них. Не сейчас. Тоже не скоро, он не думал.