Из тьмы

“Если мы сможем заключить выгодную сделку на вино, это было бы неплохо”, - сказала Ванаи.

Конбердж пожал плечами. “Трудно сказать, что такое сделка прямо сейчас, по крайней мере, без набора весов”. Ванаи кивнула. В Фортвеге в эти дни было в ходу ошеломляющее разнообразие монет. Король Беорнвульф начал выпускать свои собственные деньги, но это не вытеснило старую фортвежскую валюту короля Пенды. И, наряду с этим, в обращении были альгарвейские и ункерлантские монеты. Отслеживание того, какие монеты стоили, держало всех в напряжении.

Конбердж справился лучше, чем большинство. “Я завидую тому, как хорошо ты справляешься с этим”, - сказала ей Ванаи.

“Мой отец тоже учил меня бухгалтерскому делу”, - ответил Конбердж. “Я не боюсь цифр”.

“Я их тоже не боюсь”, - сказала Ванаи, вспомнив несколько болезненных уроков с Бривибасом. “Но у тебя, кажется, вообще нет никаких проблем”.

“Он дал мне свое ремесло”, - ответил Конбердж, снова пожав плечами. “Он не остановился на мысли, что, возможно, не найдется никого, кто нанял бы меня для этого”.

“Это неправильно”, - сказала Ванаи.

“Может быть, и нет, но так устроен мир”. Конбердж понизила голос.

“Преследовать каунианцев тоже неправильно, но это не значит, что этого не произойдет. Я бы хотел, чтобы это произошло”.

“Теперь, когда ты упомянул об этом, я тоже”, - сказала Ванаи. Она указала на другую сторону рыночной площади. “Смотри, там еще кто-то с сушеными грибами. Может, нам подойти и посмотреть, что у него есть?”

“Почему бы и нет?” Конбердж казался довольным; возможно, даже стремился тоже сменить тему. “Я не собираюсь идти в другую сторону, когда у кого-то есть грибы на продажу”. Жители Фортвега и Каунии в Фортвеге разделяли страсть к ним.

“Интересно, что у него будет”, - нетерпеливо сказала Ванаи. “И мне интересно, сколько он запросит. Некоторые дилеры, похоже, думают, что продают золото, потому что свежих не так уж много ”. Она бы поспешила к киоску нового дилера, но никому с малышом на буксире особо не везло с поспешностью. На полпути через площадь она начала замечать, что люди пялятся на нее. “Что случилось?” - спросила она Конберджа. “У моей туники разошелся шов?”

Ее невестка покачала головой. “Нет, дорогая”, - ответила она. “Но ты больше не похожа на меня”.

“О!” Сняв Саксбур со своего плеча, Ванаи увидела, что ребенок тоже похож на нее, и больше не похож на чистокровного фортвежского ребенка. Я забыла обновить заклинание перед тем, как мы вышли, подумала она. Раньше я никогда этого не делала. Должно быть, я чувствую себя в большей безопасности.

Теперь, однако, она собиралась выяснить, есть ли у нее какой-нибудь бизнес, чувствующий себя в большей безопасности. Сколько времени прошло с тех пор, как эти люди видели каунианца, который выглядел как каунианин? Годы, конечно, для многих из них. Сколько из них надеялись, что никогда больше не увидят другого каунианца? Без сомнения, больше, чем несколько.

Ванаи подумала о том, чтобы нырнуть в здание и снова наложить заклинание. Она подумала об этом, но затем покачала головой. Во-первых, слишком много людей уже видели ее с обеих сторон и видели, как она меняла один облик на другой. Во-вторых . .

Ее спина выпрямилась. Ладно, клянусь высшими силами, я каунианка. Мой народ жил в Фортвеге задолго до того, как фортвегийцы пришли с юго-запада. У меня есть право быть здесь. Если им это не нравится, очень плохо.

Конбердж шел рядом с ней так естественно, как будто ничего необычного не произошло. Это успокоило Ванаи. Ее невестка не стыдилась появляться с ней на людях, независимо от того, как она выглядела. Но сколько людей теперь будут задаваться вопросом, не является ли Конбердж замаскированным каунианцем? она задавалась этим вопросом и надеялась, что сестра Эалстана не подумает об этом.

Никто не звал констебля. Быть каунианцем больше не было противозаконно в Фортвеге. Но законы имели не так уж много общего с тем, как устроен мир. Ванаи боялась, что люди начнут выкрикивать проклятия или кидаться предметами. Если бы они это сделали, попытались бы патрульные ункерлантские солдаты остановить их? Она предполагала, что да. Но даже если солдаты это сделают, ущерб все равно будет нанесен. Она никогда больше не сможет показаться блондинкой в Громхеорте, и, возможно, не в фортвежском обличье.

Никто ничего не бросал. Никто ничего не сказал. Никто, насколько могла судить Ванаи, даже не пошевелился, когда она подошла к фортвежцу, продававшему сушеные грибы: пухлому парню где-то средних лет. В этой ледяной тишине - она могла возникнуть скорее из-за заклинания волшебника, чем из-за того, что оно ослабело - она заговорила не на фортвежском, а на классическом каунианском: “Привет. Позвольте мне посмотреть, что у вас есть, если не возражаете?”