Из тьмы

Жаловаться Пенкин мог долго. Этого удовольствия пристав ему не доставил. Оборвал и спросил, где отпрыск разместился. Пенкин указал на дальний столик, что у окна. Туда пристав и направился.

Наследник ювелирного дела с трудом держался на стуле. На столе, заваленном закусками, возвышался опустевший графинчик. Юный Драговский был пьян, причем пьян мерзко, как это бывает с людьми, не умеющими толком выпить, но глубоко уверенными в обратном. Деликатничать с ним пристав не стал: схватил за шкирку и крепко встряхнул. Драговский мелко захихикал и свалился студнем на стул.

– Опять в непотребном виде, – заметил Пенкин, держась на всякий случай за спиной пристава.

Одной рукой придерживая сползающее тело, другой прохлопывая его одежду, Давыдов нашел что-то в левом кармане брюк. Засунув пальцы, пристав вытащил кожаный чехольчик. Отпустив невменяемую личность, он развязал ремешок и высыпал на ладонь горстку светлых необработанных камешков.

У Пенкина глаза на лоб полезли. Это какое же богатство мальчишка в кармане таскает! А он ничего не знал. Такой шанс упустил. А ведь настрого приказывал половым следить, чтоб пожива мимо не прошла. А тут – такое… Очень расстроился трактирщик.

Пристав продемонстрировал всем находку и потребовал немедленно составить протокол. Камни он сунул Василию Автономовичу Макарову на сохранение и опись. А сам еще раз хорошенько тряхнул пьянчужку.

– Ты натворил? – строго спросил он.

Юный Драговский расплылся в пьяной улыбке.

– А вот я! И что?

– Твои камни?

– Мои! – с вызовом ответил тот и сунул приставу фигу под нос. – А тебе вот, фараон!

Давыдов схватил его за грудки и притянул к себе.

– Что, попался, герой? – спросил он.

Драговский в ответ только рассмеялся. И смеялся он долго, пока городовые несли его под руки из трактира вон.

– Василий Автономович, составляй протоколы грамотно, – сказал пристав, отряхивая руки, как после грязи. – Дело раскрыто. Убийца найден, улика найдена, признательные показания даст наверняка…

Чиновник утер и без того мокрые глаза, теперь источавшие еще и слезы восхищения.

– Поздравляю, Викентий Александрович, с такой скорой победой! – проговорил он, шмыгая носом. – И как вам ловко все удалось!

Следовало честно признаться, что Давыдов поступил просто: послушался совета. Но это было бы слишком неубедительно в глазах подчиненных.

– Есть такая полицейская методика: психологика называется, – сказал он, наведя на лицо суровость. – Инструмент научный и надежный. Как видишь, взяли по горячим следам негодяя.

– Наши поздравления-с, – ответил Макаров и сел писать протокол, подманивая половых в свидетели.

А пристав знакомился с новым и неизведанным чувством: радостью победы честно и быстро раскрытого преступления. Чувство это было удивительным. Настолько необычным и свежим, что ему впервые понравилось служить в полиции…

• 48 •

Белая косынка медицинской сестры доставала Ванзарову до плеча. Девушка взглянула на него очень внимательно, будто хотела что-то спросить, но не стала и предложила следовать за ней.

– Позвольте представиться: чиновник для особых поручений от сыскной полиции Ванзаров, – сказал он.

Обычно эффектный чин производил на милых барышень нужное впечатление. Они принимались охать, удивляться, спрашивать, как много злодеев поймал и в каких сериях можно узнать про его подвиги – про Ната Пинкертона или Ника Картера? Что поделать: популярность дешевых криминальных романчиков не знала границ. Их читали и в гостиных, и на улице. Восторги были так ожидаемы, что, когда их не случилось, Ванзаров немного обиделся. Все-таки привык к дешевой популярности, пусть одолженной у литературных сыщиков. А эта – бровью не повела.

– Лика Некрасова, – сказала она и прикусила губу. Будто сболтнула что-то лишнее.

Трудно разобрать красоту барышни под косынкой медсестры. Волосы спрятаны, лицо словно в рамке, никаких украшений. Но и в такой лаконичности было заметно, что барышня хороша. Особой, сдержанной, строгой красотой. Такой неброский тип Ванзарову нравился. Впрочем, ему нравились и другие типы: рыжие и блондинки, черненькие и шатенки. Милые барышни вообще нравились Ванзарову как таковые. С этим он ничего не мог поделать, как ни боролся. Никак не мог пропустить симпатичные глазки…

У госпожи Некрасовой глазки были чрезвычайно симпатичные. Даже больничный запах – смесь хлорки, йода и гниения – не отвлекал от них.

– Мне показалось, вы хотели что-то спросить, но не знали, будет ли вопрос по адресу, – словно оправдываясь за неловкость, пояснил Ванзаров.

– Доктор Мазуркевич говорил: вам разрешили визит в отделение беспокойных…

Ванзаров это подтвердил.

– Позвольте задать вам вопрос.

Барышням Ванзаров готов был позволить многое, порой – слишком многое. И не такой пустяк.

– Как себя чувствует… – начала она и потупилась. Прекрасные глаза смотрели в кафельный пол. – Николай Апс.

– Созерцает живопись, – ответил Ванзаров. – Князь Вачнадзе передал ему корзину фруктов. С моей помощью. Николай радовался свежим апельсинам. И лимонам.

– Как это чудесно… А вы что, тоже из… – Она не договорила, словно боялась переступить опасную линию.