— Ты, мил человек, погодь пока, — крикнул один. — Ты нам ответь поначалу, да по правде. Как тебя звать-величать, откуда родом, по какой надобности?
— Звать меня Ильей, по батюшке — Ивановичем, родом из земли Муромской. В Киев мне надобно, да вот заплутал ненароком…
— А у степняков как оказался?.. — опять спросил кто-то, а другой пробормотал: — Ишь ты, откуда занесло. Земля Муромская, чай, не ближний свет. По выговору — и впрямь из калачников. Погоди, со степняками-то. Бывал я в тех краях, поспрашаю малость…
Ну, и начал Илью про город спрашивать, про деревеньку их, про местность окрестную. Отвечает Илья, как может. Выходит вот только не совсем здорово. Откуда ж ему знать, где кузнечный ряд, где палаты купеческие, где еще что. Вот и приходится отвечать: «говаривали, что там-то», «слышал, что там-то». Пустое все; однако ж, как говориться, соврать — негоже, да и себе дороже.
— Да что ты нам все: «говаривали», «слышал», ровно нигде и не бывал? Ты вообще-то, окромя деревни своей, выезжал куда, али нет?
— Случалось, — спокойно отвечал Илья.
— Случалось… — поддразнил спрашивавший. — Лапотник. Сидел, небось, всю жизнь на печи, да ел калачи. А еще доспех воинский нацепил, оружие… Владеешь чем, или для острастки, чтоб не приставали? Ряха-то, вишь, какая.
— А ты спробуй, — по-прежнему спокойно предложил Илья.
— Придет время, спробуем. Скажи теперь, как к степнякам попал, да что у них делал.
— Так говорил же прежде: заплутал. А что делал? Блинами потчевался, ряху наедал. Веришь, нет?
— Чего ж не верить, правду — ее за версту видать… Может, ведаешь, чего это они оглобли повернули? То не высунешься — враз стрелу схватишь, на стены лезли, ровно муравьи, то вдруг стихли на пару дней, а затем и вообще восвояси подались? Что у них там на горке приключилось?
— На горке-то? На этой-то самой горке меня Буга-богатырь блинами и потчевал. Слыхал про такого? Я ему теперича ближе брата родного. С любого шкуру спустит, коли меня хоть пальцем тронуть посмеет.
— Чем же это ты ему так угодил?
— А тем, что не больно любопытный.
— Ишь ты, ежака… Слыхивали мы про Бугу. Ты хоть и дороден, а куда тебе супротив него. Вздуть бы тебя хорошенько, за лжу.
— Так я чего… Могу и булаву свою одолжить, на дело доброе. Держи.
И Илья легонько так подкинул булаву допросчику. Тот ловко ухватил ее одной рукой за рукоять, и, не успев выпустить, грохнулся на землю, вывалившись из седла. Будто неведомая сила выдернула. Стоявшие рядом кони, заржав, испуганно шарахнулись, створки городских ворот подались в стороны: то ли чтоб посланных обратно принять, то ли чтоб подмогу выпустить.
А Илья стоит себе спокойненько, голову склонивши, в небо чистое поглядывает, будто и не причем. Едва посланные с конями совладали, напустились на него. Бранят, на чем свет стоит. А упавший поднялся тем временем, ничего не понимает. Крутит булаву за рукоять, мало дыру в земле не выкрутил, поднять же — никак. Бросил наконец.
— Да ну его, — сказал беззлобно. — Этакая-то тяжесть небось одному Святогору под силу. Забирай. — И товарищам своим. — Из наших, должно быть. Экую дурь учинил. Степняку в жизнь не додуматься. Стало быть, не врал, про Бугу-то? — Это он опять Илье.
— Про Бугу не врал, — Илья подошел, поднял булаву, — про блины врал. Случаем я на степняков вышел. Попал на пепелище, что от селения осталось, мне там один погорелец рассказал малость, как все было. Разгорелось ретивое, решил поквитаться, и в засаду угодил. Обманули они меня. Ну, а как здесь оказался, потешиться решили, отдать
— Вон оно как… — раздумчиво протянул горожанин. — Так ты, значица…
Илья пожал плечами.
— Ну да, как-то так…
— Выходит, в долгу мы перед тобой…
— С чего бы это? — опешил Илья.
— С того, про что ты умолчал. Выходит, это из-за тебя степняки осаду сняли… Выходит, это ты город наш от разорения спас… — в упор глядя на Илью, очень медленно произнес горожанин и вдруг, сорвав с себя шелом, поясно поклонился.
— Да ты что, что ты! — подскочил к нему Илья, ухватил за плечи, приподнял и прижал к груди. — Не тебе мне, а мне вам в пояс кланяться надобно. Не за себя вы стояли-держались тут, за всю землю нашу, матушку. Не пустили дальше ворога лютого, разорителя хищного…
Видя такое дело, и остальные спешились. Зовут Илью в город, спасителем величают, как ни отнекивается. Мало не насильно повели. А на стенах дивуются, не поймут, чего и подумать: то ли приветили незнакомого приветом особым, то ли повязали.