Из тупика

Кладбище "кукушек" лежало перед депо, а вместо ладного инструмента повсюду валялись груды ржавого лома, из которого, обдирая в кровь руки, мастера выуживали подходящие к работе детали. Так собирался с миру по нитке этот бронепоезд, которому было суждено идти на отвоевание Мурманска. Жизнь Небольсина отныне заключалась в правильном треугольнике: конторка цеха с чертежами - гостиница с продырявленной кроватью - заводская столовая с тарелкой похлебки. В этом треугольнике он и мотался с утра до вечера. Вид у инженера был зачумленный; плохо выбритый, не очень чистый, полуголодный, он, однако, трудился. Трудился в полном одиночестве, если не считать рабочих, окружавших его и его создание - бронепоезд. Коллеги-инженеры отшатнулись от "красного" Небольсина, как от прокаженного. В глаза смеялись над сооружением, что стояло сейчас в цеху на рельсах, называя будущий "Бепо" "чудовищем большевизма".

Оно и верно - чудовище, да еще какое! Скатали массивные платформы, обшили вагоны котельным железом. Пустые пространства засыпали песком. Выстроили площадки для установки трофейных гаубиц (их еще надо отбить у врага, эти гаубицы). Пулеметные гнезда бронировали... В хаосе бревен и железа угадывалась мощь - почти первобытная, как в сокрушающей палице доисторического человека.

Сегодня после митинга он снова созвал рабочих - еще сормовских; они прибыли в Мурманск по контракту в четырнадцатом, бежали в Петрозаводск в семнадцатом да так и остались здесь с семьями до девятнадцатого. Помотало этих людей крепко!

- Ребята, - сказал им Небольсин, - блинды над колесами надо отковать наискосок. Чтобы они, в случае попадания, давали снаряду рикошет... Колеса, колеса! Понимаете? Их нужно особенно беречь от попадания...

Именно в этот день Небольсина навестил Буланов. Старый путеец осмотрел сооружение на рельсах, потом поднялся в конторку к Небольсину. Аркадий Константинович заметил, что Буланов необычайно взволнован, пальцы его слегка вздрагивали. Под глазами - мешочки от недосыпа, передряг, хвороб...

- Господин Небольсин, - суховато спросил старый инженер, - а вы уверены в том, что делаете все правильно?

Аркадий Константинович подумал:

- Это будет неказисто, но устойчиво. Я уверен, что по своей мощи наш бронепоезд не уступит вражеским...

И, ответив в такой форме, он вдруг понял: Буланов спрашивает его совсем о другом. Правильно ли он сделал, что служит большевикам, - вот смысл булановского вопроса Но решил дальше не уточнять - выждать, что последует за этим. Буланов же, в свою очередь, подхватил ответ Небольсина:

- И когда вы думаете выпустить его на пути?

- Скоро, - ответил ему Небольсин...

С гулом прошел кран под сводами, перетаскивая на станину парового молота броневые блинды для колес.

- Так, - сказал Буланов, начиная застегивать шубу. - Надеюсь, - и он задвинул стул на прежнее место, - что большевики еще не вытравили из вас понятия о прежней чести?

Аркадий Константинович хмыкнул:

- Вот вы о чем... Нет. Честь всегда при мне.

Буланов перегнулся через стол и влепил ему пощечину. Это было так неожиданно, что Небольсин растерялся.

- Вы помните, - сказал Буланов, - тот день в Совжелдоре, когда вы... коснулись моей щеки и неосторожно бросили вызов? Так вот, милостивый государь, ваш вызов я принимаю теперь... Извольте не отступаться. Ни в коем случае.

Небольсин встал, и тихой грустью наполнилось сердце.

- Я к вашим услугам, - сказал он, кивнув для верности.

* * *

Спиридонов пригласил Небольсина к себе. На столе лежал большой олений окорок, прокопченный возле костра; дал инженеру ножик и сказал:

- Режь и ешь... От пуза ешь, сколько влезет!

Подобрев от обильной еды, Небольсин рассказал, как к нему приходил сегодня Буланов и прочее...

- Понимаешь, - говорил он спокойно, - я сейчас не тот человек, чтобы дуэлировать. Это глупо, я отдаю себе отчет в этом. Но пойми и ты: я не мог отказаться. Называй это как тебе хочется: барство, дурость, традиции... Но я должен стреляться! Нельзя же прощать такие вещи. Есть положения, которые невозможно выносить на суд, ибо любой суд лишь усугубляет оскорбление. В таких случаях спор может разрешить только оружие...

- Где назначено? - перебил его Спиридонов серьезно.

- За Еловней, возле мостика... знаешь, там такая полянка?

- Хорошо знаю. А - когда?

- Завтра, в шесть утра... Ты молодец, что не смеешься. Сейчас, когда людей убивают, словно клопов, и вдруг... Вдруг почти по Пушкину: "Приятно целить в бледный лоб..."

- Дурак твой Пушкин! - сказал Спиридонов. - В лоб или в задницу - все едино: в живого человека стрелять всегда погано. Уж я-то знаю. Сколько на тот свет отправил, а все равно... Не привыкнешь! Слушай, - спросил потом, а кто же в секундантах?

- Буланов, - ответил Небольсин, - хорошо понимает, что за такие вещи не погладят. Обещал только врача привести. Остальное - между нами. С глазу на глаз! Ты, - повторил путеец, - молодец, что не смеешься надо мною. Ты понял меня, да?

Спиридонов ничего не ответил и, отойдя к окну, долго стоял, оборотись спиною. Наконец повернулся к путейцу, лицо его было в лукавой усмешке.