Из тупика

- Погоди благодарить, - продолжал Спиридонов мечтательно, - возьмем Мурманск, посадим тебя обратно в конторе на дистанции, оденем, накормим, жалованье получишь, меня на выпивку позовешь, вот тогда и скажешь: спасибо! А сейчас... за что же спасибо-то говорить? - И взял за руку. Константиныч, - попросил мягко, - ты уж не сердись, что я тебя такою приманкой на щуку выпустил. Я сразу, как ты мне вчера сказал, подумал: тут дело нечистое. И решил, что тебя надо спасать... С хорошим человеком - и я хороший, а со сволочью - я и сам первая сволочь! - Нагнулся и поднял галошу: - Твое колесо?

- Мое...

- Чего же ты? Раскидался тут... Своих вещей не бережешь!

* * *

Песошников выглянул в окно паровозной будки. Тулома кидалась в камнях, вся белая от пены; вдалеке уже разливалось, тягуче и серебристо, словно ртуть, стекло Кольского залива. Гугукнув трижды, машинист сбавил ход, и на подножку будки вскочил Безменов.

- Порядок, - сказал он.

- Под углем в тендере, - показал ему Песошников. - Когда соскакивать будешь?

- На седьмой версте.

- Ладно.

Павел вытянул из тендера чемодан, грязный от угля.

- Сколько здесь? - спросил.

- Не считал. Так передали. Прямо из Питера.

- Тяжелый. Кажется, много. Подозрительно выйдет.

- Извернись. Стань вором. Все воруют здесь. Будешь честным - сочтут за большевика и посадят...

Именно так и понял Безменова проходимец Брамсон, возглавлявший на Мурмане отделение Архангельской эмиссионной кассы.

- Ого! - удивился он, меняя рухлядь старых денег на фунты стерлингов. - Обзавелся ты крепко... Смотри, Безменов, как бы до Эллена не дошло: он тебя налогом обложит!

Уложив фунты в чемодан, Павел вечером, когда стемнело, вышел далеко в тундру - за кладбище. Выкопал там яму, зарыл деньги и отметил это место камушком, а сверху надломил ветку. Он не спрашивал никого - зачем это делается? Приказано из Центра обменять на фунты - он обменял. Точно по курсу! Но Безменов догадывался, что скоро экономическую блокаду республики прорвет, надо будет торговать, надо посылать за границу первые дипломатические миссии, а валюта для этого уже имеется...

В подполье Мурманска (где еще не выветрился из бараков дух Ветлинского, Юрьева и Басалаго) вдруг заговорили о восстании.

Как заговорили? Ну, конечно же, не на митингах.

Люди были теперь ученые, слов даром не бросали, чтобы ветер не унес их в даль Кольского залива, как унес он немало громких фраз в году семнадцатом и позже: все они растаяли над океаном. Теперь собирались тайком, с опаской, по условному паролю, по стуку в двери - особому. И людей отбирали, как ювелир камешки: увидели тебя хоть раз пьяным - все, отвались в сторону, ты уже для партии не нужен. Дело тут такое: ходили по самому лезвию, у каждого только два глаза, а вокруг - сотни глаз. Теперь, когда англичане ушли с Мурмана, можно подумать и о восстании...

Пора! И сообща решили: декабрь! Всё в декабре!

А за Шанхай-городом всеми красками, словно ярмарка, расцветилась шумливая, нетрезвая барахолка. Те, на ком рубашка горела, давно упаковались. А чего не увезти с собой - продавали по дешевке. Каратыгин тщетно сбывал свой катер; можно было даже паровоз купить с вагонами; какой-то каперанг предлагал из-под полы корабельное орудие; пулемет стоил так дешево, что не верилось, - всего пять рублей; патроны просто под ногами валялись... Безменов заметил, что на толкучке совсем не было книг. Ни одной книжки! Книги - это нечто устойчивое, приходящее только с миром, когда уют и покой в домах, когда человек сыт и спокоен, - вот тогда он вечером садится возле огня, гладит кошку и с любовью раскрывает книгу. Это волшебные минуты!

Да какие там, к черту, книги на Мурмане! Прожрать, пропить, в лучшем случае тряпку на себя новую повесить - вот и вся забота. Даже газет не скопилось на Мурмане, хотя Ванька Кладов три раза в неделю клеил по заборам свой "Мурманский вестник"...

Ванька Кладов, конечно, тут же вертелся в толпе, словно угорь. Погоны мичмана - золотистые - уныло висли на его покатых плечах. Заметил Безменова и разлетелся с улыбкой.

- Здорово, - сказал приятельски. - Ты чего это, говорят, красную звезду на красный крест переделал?

- Заходи, - ответил Безменов, а сердце уже екнуло. - Новая партия подштанников прибыла.. Хочешь? Полотняные.

- А чем возьмешь? - спросил Кладов.

- Иди ты... С тобою дело опасно иметь... Прощевай!

Через полчаса, спрятав выручку, Ванька Кладов побрел с горы в сторону залива. За бараком флотской роты, где выгребались городские помойки со дня основания города и где прятались в норах от Дилакторского местные дезертиры, - именно там Ваньку схватили за ворот шинели и забросили в пустой барак. Возле своей переносицы он увидел глазок револьвера, а выше...

Выше на него глядели строгие глаза Безменова.

- Тихо! - предупредил его Павел и показал в темноту барака. - Видишь? - спросил. - Вот он, видать, шумел, вроде тебя...

Там лежал труп, уже покрытый зеленью плесени: человек был убит еще с осени. Барак флотской роты славился на весь Мурманск - тут убивали и сюда же подкидывали покойников.