Из тупика

Как раз в этот час, когда Мурманск еще обедал (когда и Ермолаев обедал тоже), машинист Песошников решил выстрела не ждать. Шагнул прямо в казарму комендантской команды. Оглядел лица солдат и подмигнул.

- Не дрейфь, - сказал. - Убытку не будет, завертим дело... По улицам комендантские шагали врозь, неся оружие. К ним уже привыкли (с ними и сам Дилакторский не мог справиться), а разброд строя не привлекал внимания. От Шанхай-города к ним примкнула колонна пленных красноармейцев, и в руках блеснули автоматы, купленные на проклятой толкучке мурманской барахолки! Пять рублей - не деньги на Мурмане: а кому жаль пятерки на такое великое дело?..

- А вот теперь, - рассудил Песошников, - теперь стройся!

Строем развернулись на столовку, подошли колонной, а там посреди взбаламученных столов, уже митинговал Павлуха Безменов.

- Решайтесь! - говорил он. - Кто не верит - в окно посмотри. Вот комендантская команда - она с нами! Вот ваши товарищи красноармейцы - они с оружием тоже! Или сегодня же власть Советов на Мурмане, или... беги вслед за Миллером!

Его смяло напором тел - все полезли в двери.

- Постой, милок! - орали. - Чего ране молчали? Дай до барака досигать, там у меня все есть, что надо...

От бараков и от вагонов сыпали обратно, уже вооруженные.

Приказ "Схватить заговорщиков и уничтожить их путем утопления", - этот приказ еще оставался в силе... Ну и пусть!

- Пошли!

Тремя отрядами, подняв красные флаги, повстанцы взяли склады с оружием. Пошли щелкать выстрелы - сначала пробные. Себе на радость. Вроде играли! Навстречу им была брошена милиция Мурманска... Но уже заливались за сопками колокольцы пожарных машин: с крючьями и топорами пожарные спешили на выручку восставшим, и милиция сразу сдалась.

Кругами расходилось восстание - шире, шире, шире...

Славяно-Британский легион отстреливался, уходя в сопки на санях. В бой вступило ополчение ("крестики"). Палили с хохотом - как-то весело, и даже кровь на снегу, первая кровь, не страшила людей. Это настроение передавалось и белым солдатам: они высаживали пулю за пулей в небо, - мимо, мимо, мимо...

- Эй, - орали, - кончай трепаться... Чего делать-то нам?

- Подымай руки, паразит, будто сам не знаешь, что делать!

И руки поднялись... опять с хохотом.

Вот это было здорово!

* * *

Василий Васильевич Ермолаев затолкал за ворот мундира хрусткую салфетку, когда раздались первые выстрелы. Он к ним привык (на то и Мурманск, чтобы в нем стреляли) и спокойно почерпнул ложкой янтарную уху из свежей рыбы.

- Конечно, Борис Михайлович, - сказал он Брамсону, - женщины вносят слишком много осложнений в мужскую жизнь...

- А стреляют уже пачками, - заметил Брамсон, и его большое ухо, сиреневое от холода, было повернуто в сторону окна.

- Не обращайте внимания, - посоветовал генерал-губернатор, с аппетитом поглощая уху. - Эти Эллен и Дилакторский, словно малые дети, всегда стреляют не вовремя...

Брамсон оставил ложку и, сказав:

- Прошу прощения... - стремительно вышел.

Он вышел, даже не накинув пальто, огляделся и быстрыми шагами делового человека - прямо на борт парохода "Строитель". Здесь, кажется, было спокойно, и он вежливо попросил капитана:

- Милейший, добросьте-ка меня до Александровска...

Где-то там стреляли, где-то там осталась Матильда Ивановна (усатая Брамсиха, подло ему изменявшая), а впереди лежал фиорд, как всегда широкий, и - Александровск... Дальше, за Кильдинским плесом, следовал разгул океана - Европа!

Об этом знал и Ермолаев, оставшийся над тарелкой с ухой, которую он не доел. Эта уха была его последней в жизни...

- Алло! - кричал он в трубку телефона. - Это вы, поручик?

Эллен ответил ему.

- "Строитель" ушел с подлецом Брамсоном... только что!

- Как ушел? Куда? Только что сидел у меня за столом...

- Пробивайтесь с оружием в сторону "Ломоносова"! - кричал Эллен. - Я прикрою вас из окна "тридцатки" своими пулеметами!

- Где Дилакторский?

- Не знаю...

- Что происходит в Мурманске?

- Не знаю. Но, кажется, уже произошло...

- Да перестаньте! - ответил Ермолаев и велел соединить себя береговым проводом с "Юрасовским".

Вот точный ответ военного дисциплинированного человека:

- Лейтенант Юрасовский, командир эскадренного миноносца "Лейтенант Юрасовский", у аппарата.

- Расшибайте Мурманск из главного калибра, чтобы тут камня на камне не оставалось... Слышите, лейтенант? Разбейте все бараки, разносите вагоны на путях - эту заразу большевизма!

- Так точно, слышу. Я вас понял.

- Повторите!

- Есть развернуть главный калибр на город.

- Вы отвечаете головой.

- Есть отвечаю головой...

Хрустящая салфетка еще торчала из-под ворота мундира, а Ермолаев спешно надевал галоши, тянул на себя тужурку авиатора, повязывал шею шарфом (а салфетку вырвать забыл).

К нему пробилась Зиночка Каратыгина, преданно и нежно поцеловала ему руку.

- Я с вами, - сказала, - я согласна... на "Ломоносов"!

- О чем вы, сударыня?

- "Строитель" ушел, - лепетала Зиночка хорошеньким ротиком. - Остался один "Ломоносов", и я с вами... на всю жизнь. Вы просили меня на коленях, и я... я согласна... ради вас. Оцените!