Из ворон в страусы и обратно

– Для того чтобы краска не растекалась.

– А здесь что будет? – тыкал пальцем в пустоты между контуром.

– Потерпи – и увидишь.

– Нет, ты объясни, – дышал в ухо Рене.

– Пять баксов.

– Согласен.

– Сейчас подожду, пока высохнет контур, и раскрашу цветок.

– А потом?

– Потом краска высохнет, и нужно будет прогладить утюгом, – еле сдерживая желание укусить своего бригадира, объяснила Нилка.

– Зачем ты такой цвет выбрала? Почему не красный?

– Да что ты понимаешь в колбасных обрезках!

По Нилкиному замыслу лилии были чуть голубоватыми, с абрикосовыми прожилками.

– В чем, в чем?

– В колбасных обрезках.

– Опять идиома?

Нилка уже взялась за кисточку.

– Да елки-палки, ты можешь помолчать?

– Могу, только не долго. Я скучал по тебе, Ненила, – севшим голосом сделал неожиданное признание Рене.

Внутри у Нилки все оборвалось, будто ее сильно встряхнули. Не доверяя слуху, она подняла на Рене глаза. Чертовы очки!

Не желая попадать в глупое положение, Нилка молчала (кто знает, что имел в виду лягушатник?), только дышать стало трудно.

– А ты? – не выдержал Рене.

– Я тоже, – наконец прошелестела она ставшими чужими губами. Имеет она право скучать по другу? Конечно.

– А зачем такое письмо издевательское написала? – На смуглые щеки Рене взошел лихорадочный румянец. – Я еле перевел.

Нилка смотрела на него и не узнавала: невозмутимый Рене волнуется?

– А ты зачем такое написал?

– Какое?

– Как чужой.

– Наверное, хотел тебя позлить.

– У тебя это отлично получилось.

Нет, показалось. С чего бы Рене волноваться?

Словно догадавшись о Нилкиных сомнениях, Рене осторожно взял в руки ее ладонь, развернул и прижался губами. Нилке стало жарко.

Губы были горячими и внушали совсем не дружеские чувства.

Бредовое желание поцеловать Рене, предварительно сняв с него очки, стало таким отчетливым, что Нилка отложила кисточку и осторожно потянула дужку очков вверх.

Занятый разглядыванием Нилкиной ладошки, Рене не сопротивлялся, только близоруко сощурился, когда остался без очков.

– Я так и думала, что глаза у тебя синие, – уличила своего шефа и друга Нилка. Она вдруг увидела, как это красиво: в окружении черных ресниц синие глаза на смуглом лице.

– У тебя клякса получилась, – кивнул Рене на рисунок.

Нехотя оторвав взгляд от лица Дюбрэ, Нилка с огорчением уставилась на кляксу:

– Фу-ты, черт. Ты только отвлекаешь меня, – попеняла она своему другу, – теперь придется сделать из нее гипсофилу.

– Что такое гипсофила?

– Очень нежный мелкий цветок.

– Ты всегда находишь выход из положения, Ненила?

Нилка быстро посмотрела на Рене – его голос дрогнул на самом деле или ей показалось? Показалось. Конечно, показалось.

– Я не знаю, как жить, а ты говоришь «выход». – Она вернула Рене очки, так и не решившись на поцелуй.

– Можно я тебя поцелую? – спросил Рене, словно спонтанное тайное Нилкино желание передалось ему, и Нилка явственно услышала волнение в его осипшем голосе.

На веранду незаметно вползли по-деревенски тихие весенние сумерки, к ночи подморозило, перестала стучать капель, и воробьи угомонились. В хрустальной тишине Нилка слышала, как сорвалось с места и укатилось в пятки сердце.

Секунду назад намеревавшаяся поцеловать Рене, она трусливо опустила глаза:

– Зачем?

Народовольческие пятна на щеках Рене загустели.

– Я давно не целовался, боюсь, потерял квалификацию, – понизив голос, доверительно сообщил он.

– Давно не… не целовался?

– Что, трудно поверить?

– Трудно.

– Придется, – Рене трогательно пожал плечами, – у меня на самом деле давно никого не было.

– Не свисти, – надменно сказала Нилка. Поверить в то, что хозяин известного модельного агентства с показа модной коллекции едет не в ресторан с дамой, а домой в одинокую постель, или с друзьями на футбол, или на барбекю, она не могла, даже не пыталась представлять. – А как же твоя девушка?

– Понимаешь, мы с ней еще ни разу не целовались.

Возникла пауза, в течение которой Нилка пыталась лихорадочно сообразить, в какую ловушку ее заманивают. Наконец сообразила:

– А-а, так ты хочешь на мне потренироваться, повысить квалификацию, чтобы не опозориться, когда будешь с ней целоваться?

Рене совсем не выглядел разоблаченным.

– Вообще-то нет, но мысль мне нравится. Так как, ты мне поможешь?

– Да ты офигел, что ли? – до глубины души возмутилась Нилка и вырвала у Рене ладонь. – Прикидывался тут благородным рыцарем, даже бабулю ввел в заблуждение, брехло!

– Брехло?

– Врун.

– Так и есть, – радостно закивал Рене, – но душа у меня благородного рыцаря. Просто надо же как-то устраивать свою жизнь. И потом, это честная сделка. Я тебе – все для батика, а ты мне – несколько поцелуев. По-моему, отличный чейндж.

Нилке никогда в голову не приходило, что поцелуи можно сделать предметом торга. Хотя – что ж тут такого невероятного? Предметом торга может быть все, взять хотя бы женское тело, к примеру.

Мысль прострелила Нилку насквозь. За кого он ее принимает, этот бесстыжий лягушатник?

– Пошел вон, – окончательно вышла из себя Нилка, – забирай свои краски и проваливай!

– Я бы на твоем месте подумал, а потом ответил.

– И думать нечего, – перешла на хрип Нилка, – уматывай!