Читаем Из-за стены полностью

К подобному повороту событий Рита была не готова. Обычно одного упоминания слова «война» с туристами из Германии, неважно какой, западной или восточной, хватало, чтобы пресечь все дальнейшие неудобные вопросы и спокойно продолжать работать – и невзирая на рекомендации руководства, она частенько пользовалась таким приемом, дабы избежать излишнего ненужного внимания к себе. Способ был проверенным и не подводил: личные вопросы заканчивались, не успев начаться – никто не спрашивал ее, сколько ей лет, на каком курсе она учится и как советские студентки в ее лице проводят свободное время.

Но этот немец был странным. Как и вся их группа, впрочем. Сначала тот случай в ресторане – и вот теперь, снова. Рита изо всех сил пыталась понять, что происходит, но у нее не получалось. Она и сама осталась без родителей в блокаду, их с сестрой вырастила бабушка, но блокадное прошлое в их семье старательно обходили стороной – Ася с бабушкой сразу начинали плакать, так что Рита была даже рада, что ничего не помнила. Да и откуда ей было помнить, она родилась уже в захваченном в кольцо городе, в октябре сорок первого. Удивительно было, что она вообще тогда выжила.

По этой причине или какой другой, но Рите совершенно неведомо было, почему некоторые люди продолжают жить прошлым. Изменить прошлое, каким бы оно ни было, не представлялось возможным, а потому важным было лишь не повторять его ошибок, но постоянно проживать его вновь и вновь – в этом она не видела смысла. Веру в светлое будущее и победу коммунизма она, впрочем, тоже не исповедовала, все это казалось ей слишком эфемерным, хотя, разумеется, Рита не озвучивала свою позицию вслух. Настоящее было единственным, что для нее имело ценность, и потому ей казалось вдвойне странным, что эти ребята, ее ровесники, не могут отпустить не то что свое прошлое, а словно проживают чужое, извиняясь за поступки своих отцов, к которым не имеют никакого отношения, в то время как сами отцы предпочитают отмалчиваться.

– Оставьте прошлое прошлому, Петер, – сказала она, – так будет лучше всего. А теперь постарайтесь вспомнить, где вы в последний раз видели чемодан товарища Майера?

– Вот здесь.

Немец сделал пару шагов в сторону скамейки, на которой сидела пожилая пара, судя по всему, из пригорода: полная женщина в цветастом ситцевом платье и кофте домашней вязки неопределенного цвета и ее субтильный супруг в заношенном сером пиджаке и заправленных в кирзовые сапоги галифе. На коленях женщина держала авоську с сосисками, пышками и пресловутой палкой колбасы, муж ее крепко прижимал к себе плотно завязанный заплечный мешок – скорее всего, тоже с продуктами. Петер заглянул под скамейку, на которой сидела пара, но, очевидно не найдя искомого, тут же вынырнул обратно – и, обойдя ее с другой стороны, заглянул снова, затем поднялся и, посмотрев в лицо Рите полными ужаса глазами, произнес:

– Рита, его здесь нет!

Несмотря на то, что сложившаяся ситуация грозила серьезными проблемами для всех, включая ее саму, Рита не могла ничего с собой поделать – ей было смешно. На лице Петера были такие неподдельные ужас и удивление, будто он и в самом деле рассчитывал найти чемодан там, где видел его в последний раз. Рита, конечно, не исключала такой счастливой возможности, но, учитывая суровые реалии вокзальной жизни, мало на это уповала – слишком уж привлекательной добычей был импортный желтый кожаный чемодан, оставшийся без присмотра, для местных обитателей. Такой с легкостью можно сбыть фарцовщику за приличную сумму в первой же подворотне. Ей внезапно стало жалко этого недотепу-туриста, в первый же свой день в Ленинграде столкнувшегося с неприятностями, чреватыми для него весьма печальными последствиями. Ему Майер при желании действительно мог подпортить жизнь весьма существенно, а желание такое, как показалось Рите, у него почему-то имелось.

– Успокойтесь, Петер, – ободряюще улыбнулась она. – Возможно, это другая скамейка, давайте поглядим под соседними, вполне вероятно, вы просто перепутали.

– Нет, нет, – от волнения сбивчиво заговорил немец, – я очень хорошо ориентируюсь в пространстве, это именно та скамейка. Когда вы привели нас в зал ожидания, то стояли с Майером спиной к дверям, в аккурат под вокзальными часами. А я обходил группу справа, когда наткнулся на чемодан, и пнул его к ближайшей скамейке, слева от вас.

Рита посмотрела на часы, висевшие перед ней, и поняла, что немец был прав: зайдя с перрона в зал ожидания, они действительно остановились в том самом месте, на которое он сейчас указывал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все сначала
Все сначала

Сергей Пархоменко — политический репортер и обозреватель в конце 1990-х и начале 2000-х, создатель и главный редактор легендарного журнала "Итоги", потом книгоиздатель, главный редактор "Вокруг света" и популярный блогер по прозвищу cook, а в последние полтора десятилетия — еще и ведущий еженедельной программы "Суть событий" на радио "Эхо Москвы".Все эти годы он писал очерки, в которых рассказывал истории собственных встреч и путешествий, описывал привезенные из дальних краев наблюдения, впечатления, настроения — и публиковал их в разных журналах под видом гастрономических колонок. Именно под видом: в каждом очерке есть описание какой-нибудь замечательной еды, есть даже ясный и точный рецепт, а к нему — аккуратно подобранный список ингредиентов, так что еду эту любой желающий может даже и сам приготовить.Но на самом деле эти очерки — о жизни людей вокруг, о вопросах, которые люди задают друг другу, пока живут, и об ответах, которые жизнь предлагает им иногда совсем неожиданно.

Пенни Джордан , Рина Аньярская , Сергей Борисович Пархоменко

Кулинария / Короткие любовные романы / Проза / Историческая литература / Эссе
Калигула
Калигула

Порочный, сумасбродный, непредсказуемый человек, бессмысленно жестокий тиран, кровавый деспот… Кажется, нет таких отрицательных качеств, которыми не обладал бы римский император Гай Цезарь Германик по прозвищу Калигула. Ни у античных, ни у современных историков не нашлось для него ни одного доброго слова. Даже свой, пожалуй, единственный дар — красноречие использовал Калигула в основном для того, чтобы оскорблять и унижать достойных людей. Тем не менее автор данной книги, доктор исторических наук, профессор И. О. Князький, не ставил себе целью описывать лишь непристойные забавы и кровавые расправы бездарного правителя, а постарался проследить историю того, как сын достойнейших римлян стал худшим из римских императоров.

Альбер Камю , Даниель Нони , Зигфрид Обермайер , Мария Грация Сильято , Михаил Юрьевич Харитонов

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Исторические приключения / Историческая литература