Из-за стены

Петер решительно двинулся в сторону шапки, пробивая себе путь едва ли не локтями. Остановившись у нужного столика, он посмотрел вниз и едва не закричал от радости – у обутых в драные башмаки ног бездомного стоял чемодан Майера. Петер перевел взгляд выше и увидел испитое, отечное, давно не бритое лицо типа с вокзала. Тот стоял, навалившись на столик, и, судя по всему, вливал в себя уже далеко не первую порцию спиртного. По правую руку от него лежал ненадкусанный бутерброд из серого ржаного хлеба с четырьмя выложенными в ряд дохлыми серебристыми рыбешками и двумя половинками сваренного вкрутую яйца поверх. В нос пахнуло запахом водки, рыбы и немытого тела бездомного. Петера едва не стошнило, когда тот взмахнул рукавом, опрокидывая в себя стоявший перед ним стакан и проглатывая его содержимое одним махом, даже не поморщившись. Он потянулся за бутербродом и встретился взглядом с Петером, подняв на него красные, покрытые сеточкой сосудов глаза, и сказал что-то, вероятно, нелицеприятное, беря во внимание его враждебный взгляд и резкие пьяные интонации.

– Что он говорит? – спросил Петер, наклонившись к Рите. – Я не понимаю.

– Мягко говоря, ему не нравится, что вы на него смотрите, и он хочет, чтоб мы ушли.

Петер понял, что пора действовать.

– Простите, но это наш чемодан, вы его украли, – сказал он по-русски пьянице, хватаясь за ручку Майерова чемодана и подтягивая его к себе.

– Что??? – взревел тот, хватая его за грудки. – Что ты мне говоришь?..

Окончания фразы Петер не разобрал, а все дальнейшее произошло слишком быстро. Он, кажется, попытался вырваться из рук маргинала, не отпуская при этом ручку чемодана, но хватка у типа оказалась прямо-таки бульдожьей, вырвав с мясом лацкан его пиджака. Пальцы бродяги сомкнулись на чемоданной ручке поверх руки Петера в попытке перехватить инициативу, бездомный размахнулся для удара, Петер пригнулся, уклоняясь, пнул бродягу ногой в живот, опрокидывая столик, и со всех сил дернул чемодан на себя, отлетая с ним в сторону.

В себя он пришел, сидя на грязном полу бара (вспомнить сейчас, как правильно называется это русское питейное заведение, было выше его сил), в окружении любопытных взглядов посетителей. Его противник, кряхтя, поднимался на ноги в паре метров от него. Тут же подлетела не то буфетчица, не то официантка неопределенного возраста в таком же белом халате и наколке в волосах, что и у той, другой, в вокзальном буфете, и начала что-то выговаривать по-русски. Разобрать Петер был не в состоянии, но отчетливо уловил слово «милиция», слетевшее с ее губ, после чего бродяга поднял руки в защитном жесте и едва ли не бегом направился к выходу. Петер хотел было кинуться следом за ним, но почувствовал на плече чье-то прикосновение.

– Петер, успокойтесь, даже если он успел забрать что-то ценное, вам его уже не догнать. Проще будет дать ориентировку в милицию, здесь они лучше справятся, – услышал он над головой голос девушки-переводчика.

Петер кивнул головой, поднялся с пола, отряхнул брюки, и только сейчас, осматривая себя, осознал, что его любимый пиджак от Кардена, обошедшийся ему в прошлом году в весьма приличную сумму, был безнадежно испорчен. Но сейчас об этом думать было некогда. Петер огляделся вокруг: посетители заведения как ни в чем ни бывало вернулись к прерванным потасовкой занятиям, потеряв всяческий интерес к его персоне; буфетчица-официантка на сей раз выговаривала что-то Рите, подметая с пола осколки разбитого стакана и составные части развалившегося бутерброда, но беседа, казалось, шла в довольно мирном ключе. Вслушиваться в ее содержание и пытаться хоть что-то разобрать он не имел ни малейшего желания.

Опрокинутый столик по-прежнему валялся на полу в окружении паспортов и каких-то листов, отпечатанных на машинке, выпавших, очевидно, из раскрывшегося во время схватки чемодана, лежавшего тут же. Петер поднял столик, оказавшийся весьма увесистым, и поставил его на место, поймав благодарный взгляд буфетчицы-официантки.

– Простите пожалуйста, – сказал он ей по-русски. – Я не хотеть делать это. Вам надо помогать что-то еще?

– Нет, спасибо, – услышал он в ответ. – Уже все хорошо.

Накрашенные ярко-красной помадой губы расплылись в улыбке, и Петер поймал себя на том, что впервые за проведенное в СССР время видит улыбку на лице представителя советского общепита. Он только сейчас разглядел, что это была совсем молодая женщина несколькими годами старше его самого.