Читаем Из зарубежной пушкинианы полностью

Пушкин отвечает Вяземскому 14 августа из Михайловского: «Правда ли, что Николая Тургенева привезли на корабле в Петербург? Вот каково море наше хваленое!.. Повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна». На стихи Вяземского о море Пушкин отвечает стихами:

Так море, древний душегубец,Воспламеняет гений твой?Ты славишь лирой золотойНептуна грозного трезубец.Не славь его. В наш гнусный векСедой Нептун земли союзник.На всех стихиях человек —Тиран, предатель или узник.

1 июня 1827 года Сергей Тургенев умирает в Париже на руках брата Александра. Накануне его смерти, 31 мая, А. И. Тургенев пишет письмо Толстому и просит его дать письменные показания, чтобы облегчить участь брата Николая. Он еще ничего не знает о записке Толстого царю. И, может быть, уже на следующий день, в день смерти брата Сергея, он узнает о предательстве Толстого. Проходит еще три дня, и 5 июня он пишет Толстому, сдерживая гнев и презрение: «Я никаких встреч не боюсь… Я теперь спокоен за брата: он под защитою Бога и английских законов».

Спустя более десяти лет стихи Пушкина дойдут до братьев Тургеневых. Из петербургского дневника А. И. Тургенева мы узнаем, что 15 января 1837 года в своей квартире на Мойке Пушкин читает А. И. Тургеневу стихи, посвященные его брату. Через неделю Пушкина навестит его старый приятель Яков Николаевич Толстой, прощенный царем и принятый Бенкендорфом на службу, о чем Пушкин, конечно, и не подозревает. А через две недели не станет Пушкина, и Николай I передаст А. И. Тургеневу через Жуковского повеление «Провожать тело Пушкина до последнего жилища его».

На всех стихиях человек —Тиран, предатель или узник.

А кто же узник? Узников было много. Узником был Пушкин. Узниками были сосланные в Сибирь «друзья, братья, товарищи». Узником был Николай Иванович Тургенев, который, «одну Россию в мире видя», осужден был жить и умереть на чужой земле, вдали от Родины.

Геро и Леандр

Читатель, возможно, знает легенду о трогательной любви Геро и Леандра. Юную и прекрасную Геро из города Сеет, жрицу Афродиты, и ее возлюбленного Леандра разделял широкий морской пролив Геллеспонт. Каждую ночь отважный Леандр бросался в море навстречу возлюбленной. Ни шторм, ни волны не останавливали его. Маяком ему служил огонь, который Геро зажигала на башне в Сеете. Однажды огонь погас, и юноша погиб в волнах Геллеспонта. Геро не пережила его, в отчаянии она бросилась в море…

Этот миф о Геро и Леандре я вспомнил, разбирая в Национальной библиотеке в Париже пачку ранее неизвестных писем Петра Андреевича Вяземского. Они были адресованы Петру Борисовичу Козловскому и Якову Николаевичу Толстому. Одно из писем было послано в Париж из Остафьева 5 августа 1827 года. В нем рассказывалось о литературных событиях, происходивших в то самое лето 1827 года, когда Толстой тщетно пытался застать Александра Ивановича Тургенева на его парижской квартире. Поэтому рассказ об этом письме хронологически как бы продолжает историю парижской встречи Толстого и А. И. Тургенева. Вот текст этого письма:

«Августа 5-го 1827.

Остафьево близ Москвы.

Я давно писал к Вам в ответ на любезное письмо Ваше, на предложение ввести меня в сношение с Геро, но боюсь, не попалось ли письмо мое в руки Леандра и не потонуло ли оно. Пускаюсь на новую попытку. По этому же случаю пишу и к г-ну Геро и посылаю ему 12 книжек Телеграфа. Не знаю, в Париже ли Вы еще или уже выехали, я решаюсь писать ему прямо, но Вы прочтите у него мое письмо и, сделайте одолжение, осуществите каким-нибудь исполнением мои предположения. Если бы Вы оставались в Париже, то мы стали бы просить Вас быть Телеграфическим корреспондентом на тех же условиях: зачем нам французский Геро, когда у нас русский Герой, который не спускает ни Раббе, ни Ансело? Я с большим удовольствием читал Ваше возражение. В книжках Телеграфа, присланных Геро, найдете Вы статью о книге Ансело, писанную будто в Париже: в одном из следующих № будет также письмо о Вашем возражении. Мы на днях говорили о Вас с родственником моим к. Федором Щербатовым, недавно возвратившимся в Россию. Он, бедный, плох здоровьем. Друзья Ваши желают свидания с Вами, но между тем по Вашим домашним делам не советовали бы Вам возвращаться. Дома хорошо, а не дома все лучше. Жаль, что нельзя мне более писать. Меня торопят. Сделайте одолжение, займитесь моим журнальным делом и дайте мне ответ. Мое письмо было послано к Вам через Ломоноссика. Прошу Вас доставить для прочтения княжне Гагариной, урожденной Бобринской, письмо в Телеграфе о книге Ансело и спросить у нее, получила ли она мое к ней писанное. Мой адрес: кн. Петру Андреевичу Вяземскому в Москве, в Чернышевском переулке, в собственном доме.

Всем сердцем и всею душою свидетельствую Вам мое почтение. Вяземский».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги