Читаем Из зарубежной пушкинианы полностью

Эрнест де Барант, младший сын посла, родился в Париже в 1818 году. Неизвестно, занимал ли он в свои девятнадцать лет какое-либо официальное положение при французском посольстве в Петербурге, где жил в доме отца, но позже он был дипломатом. Есть свидетельства, что он был легкомысленным прожигателем жизни, наказанием для своих родителей, особенно для набожной матери Марии Жозефины д’Удето, основавшей в Париже женский монастырь. Так как Эрнест семьи не имел, то после его смерти в 1859 году его пистолеты, участвовавшие в дуэли Пушкина с Дантесом, перешли сначала к его старшему брату, Просперу, а впоследствии к полковнику де Шательперону, мужу его сестры, урожденной де Барант.

О дальнейшей судьбе этих пистолетов Георгий Михайлович вряд ли бы узнал, если бы не случай. Как-то в гостях он встретил знакомую русскую даму, бывшую замужем за французом. Заговорили о Пушкине. Оказалось, что эта дама воспитывалась в пансионе при том самом женском монастыре, который основала жена посла де Баранта. Как член «Общества Леонардо да Винчи» она присутствовала в 1955 году на торжественном обеде в замке Кло-Люсе, расположенном в живописной долине Луары около Амбуаза. В этом замке великий Леонардо провел последние годы и умер. Кто-то из гостей за обедом рассказал об аукционе в зале Друо в Париже, на котором среди прочего продаются пистолеты де Баранта, одним из которых был убит Пушкин. Дама поспешила в Париж и пришла на аукцион. Она увидела ящик с пистолетами среди других вещей, предназначавшихся к продаже. Купить пистолеты ей почему-то не удалось, и вскоре пистолеты были проданы с молотка. Имя покупателя ей не сообщили, и сокровище исчезло в неизвестном направлении, подобно бриллиантам мадам Петуховой из романа Ильфа и Петрова.

Только десять лет спустя, путешествуя по долине Луары, дама случайно обнаружила эти пистолеты в музее почты в маленьком городке Лимрэ. Но почему пистолеты оказались в музее почты?

В ноябре 1968 года Георгий Михайлович с женой отправились в Лимрэ. Дорога шла вдоль берега широкой Луары. У самого берега — песчаные отмели, за ними — спокойные холмы с разбросанными на них старыми замками. Проехав Тур и миновав еще километров десять, въехали в Лимрэ. Музей размещался в одноэтажном старом доме, обвитом плющом. Дверь в дом и калитка в сад были закрыты. Наконец из-за дома вышел человек, одетый, как фермер, оказавшийся хозяином. Хозяин (его звали Пьер Поль) объявил, что музей постоянно закрыт, так как нет посетителей и музей не приносит дохода. Георгий Михайлович представился, добавил, что он потомок Пушкина, и объяснил цель своего визита. Путешественники вошли в дом. Дом этот был бывшей почтовой станцией. Пока посетители осматривали модели почтовых дилижансов, форейторские ливреи, сапоги и шляпы, сбрую, парики, которые носили станционные смотрители и форейторы, хозяин рассказывал им о своем увлечении и истории музея.

Все началось с пустяков, с нескольких атрибутов старой конной почты. Потом коллекционер увлекся и приобрел несколько ценных экспонатов, среди которых — стремена Людовика-Филиппа, почтовые расписки Бонапарта, гравюры XVI века. И вот наконец — цель поездки. Пьер Поль вынимает из стеклянной витрины ящик размером 50×40 см и открывает его. Кроме двух пистолетов, в специальных отделениях ящика лежат пороховница, шомпол и молоток, а в углу ящика — три пули. Георгий Михайлович ладонью взвесил одну из пуль — тяжелая. Ведь точно такая же пуля засела в животе Пушкина, раздробила крестцовую кость. В ящике остались еще три… Потом взял в обе руки пистолеты. Из какого стрелял Дантес? Неизвестно. Но из одного из них он убил Пушкина.

На крышке ящика есть фирменная наклейка «Карл Ульбрих, Дрезден, Оружейный двор». Мы привыкли думать о дуэли Ленского с Онегиным как о предчувствии, предвидении поэтом своей роковой дуэли. Но Пушкин вложил в руки своих героев пистолеты Лепажа, кремневые пистолеты.

Вот порох струйкой сероватойНа полку сыплется. Зубчатый,Надежно ввинченный кременьВзведен еще…

А в дуэли Пушкина с Дантесом участвовало более современное оружие: пистонные пистолеты, изготовленные саксонским оружейником. Во французской армии пистонные пистолеты вошли в употребление в тридцатые годы прошлого века. Эрнест де Барант, видимо, приобрел их во Франции и привез с собой в 1835 году, когда французское посольство прибыло в Петербург. Пистонные пистолеты реже давали осечку. На Черной речке осечки не было…

О принадлежности пистолетов говорит записка, подписанная их бывшим владельцем. Вот ее перевод: «Эти пистолеты принадлежали барону Эрнесту де Баранту, дипломату, который их одолжил своему другу г-ну д’Аршиаку во время дуэли Пушкина с г-ном Дантесом. Г-н д’Аршиак был одним из секундантов. Они были отданы полковнику де Шательперону в 1884 году бароном де Барантом, братом барона Эрнеста. Париж, 1-го мая 1920 г. Полковник де Шательперон».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги