Из зарубежной пушкинианы

27 января. Принялся за корреспонденцию правительству.

28 января. Закончил корреспонденцию и отослал ее французскому поверенному в делах Бургоньи, который переправит ее в Париж. Послал также письмо м-ру Лэю и моему брату. Великая княгиня Елена родила дочь, названную Александрой Михайловной.

29 января. Явился в парадном костюме с поздравлением во дворец. Видел императора».

На этом петербургский дневник Джона Рэндольфа Клея обрывается… Он жил в Петербурге до осени 1837 года, но к своему дневнику более не возвращался. Почему? Может быть, необычные яркие впечатления первых месяцев сменились рутиной дипломатической службы и светской жизни, и не было ни желания, ни времени писать? Кто знает?

Пушкина в дневнике нет. 22 сентября 1830 года, когда Клей только начинает свой дневник, Пушкин в Болдине заканчивает восьмую главу «Евгения Онегина». А когда 29 января следующего года Клей заносит в дневник последнее сообщение, Пушкин в Москве оплакивает смерть Дельвига. Более того, буквально на следующий день после прибытия Клея в Петербург Пушкин выезжает с П. А. Вяземским из Петербурга в Москву. Впереди — болдинская осень, свадьба в Москве, и только в мае 1831 года Пушкин возвратится в Петербург. Конечно, дневник Клея интересен как документ пушкинской эпохи. И все-таки был ли знаком Клей с самим Пушкиным? Мы, разумеется, верим В. А. Жуковскому, который писал, что Пушкин был знаком со всеми членами дипломатического корпуса, но хотелось бы видеть подтверждение этому в дневнике Клея. И дневник дает этому косвенное подтверждение.

Почти все упоминаемые Клеем лица — светские знакомые Пушкина, а некоторые из них были очень близки поэту. И первая среди близких — Д. Ф. Фикельмон, жена австрийского посла графа Шарля-Луи Фикельмона и внучка М. И. Кутузова. Пушкин познакомился с Д. Ф. Фикельмон примерно за год до ее встречи с Клеем и стал частым посетителем ее салона. Из дневника Клея мы узнаем, что он был представлен Д. Ф. Фикельмон 7 января 1831 года.

Дружбе Пушкина с Д. Ф. Фикельмон и ее матерью Е. М. Хитрово, дочерью великого русского полководца, посвящено немало исследований. Эта дружба продолжалась вплоть до гибели поэта и оставила глубокий след в воспоминаниях Дарьи Федоровны. После женитьбы и возвращения в Петербург Пушкин был частым гостем в красной гостиной Д. Ф. Фикельмон и в комнатах ее матери в доме австрийского посольства на Дворцовой набережной. Оба эти салона были выдающимся явлением в культурной и политической жизни Петербурга. П. А. Вяземский писал, что «вся животрепещущая жизнь, европейская и русская, политическая, литературная и общественная, имела верные отголоски в этих двух родственных салонах».

О салоне Е. М. Хитрово Соллогуб писал: «В ее салоне, кроме представителей большого света, ежедневно можно было встретить Жуковского, Пушкина, Гоголя… В ее спальне, где она иногда, лежа в кровати поздним утром, принимала избранных посетителей, было излюбленное „кресло Пушкина“, „диван Жуковского“, „стул Гоголя“ и т. д.». По свидетельству П. А. Вяземского, в салоне Д. Ф. Фикельмон «дипломаты и Пушкин были дома». Вероятно, в доме Фикельмонов Пушкин встречался и с английским послом лордом Хейтсбери, которого Клей часто упоминает в своем дневнике. О дружбе Фикельмонов с английским послом рассказывает и дневник самой Д. Ф. Фикельмон, где имя лорда Хейтсбери упоминается многократно.

Вот, например, запись в дневнике Дарьи Федоровны 13 января 1830 года: «Вчера, двенадцатого, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь — маменька, Катрин [Е. Ф. Тизенгаузен], г-жа Мейендорф и я, Геккерн, Пушкин, Скарятин и Фриц [Лихтенштейн, сотрудник австрийского посольства]. Мы побывали у английской посольши [леди Хейтсбери] … Мы очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были тотчас узнаны, и вернулись ужинать к нам. Был прием в Эрмитаже, но послы были там без своих жен».

Клей упоминает в своем дневнике графиню Лаваль и графа С. О. Коссаковского, писателя и художника, женатого на Александре Ивановне Лаваль. Это говорит о том, что Клей, несомненно, был гостем литературного и музыкального салона Лавалей в их доме на Английской набережной. В этом доме в 1819 году Пушкин читал оду «Вольность», а 16 мая 1828 года в присутствии Грибоедова и Мицкевича — «Бориса Годунова». С Лавалями и Коссаковскими Пушкин неоднократно встречался в тридцатых годах. Интересно, что воспоминания о Лавалях и описание их выдающейся картинной галереи оставил предшественник Клея посол США в Петербурге Джон Адамс^[22].

В своем дневнике Клей упоминает графиню Пушкину и Пушкиных. Скорее всего, речь идет о Марии Александровне Мусиной-Пушкиной (урожденной Урусовой) и ее муже Иване Алексеевиче Мусине-Пушкине. Пушкин посвятил Марии Александровне стихотворение «Кто знает край, где небо блещет». О ней писала 17 ноября 1832 года в своем дневнике Д. Ф. Фикельмон: «Графиня Пушкина очень хороша в этом году, она сияет новым блеском благодаря поклонению, которое ей воздает Пушкин-поэт».