Из зарубежной пушкинианы

Одна из комнат — спальня Е. Н. Гончаровой. Здесь стояла ее кровать, на которой она умерла в возрасте 34 лет. Во время Второй мировой войны в эту комнату попал снаряд, разнесший кровать в щепы. И они сложены на длинном пыльном столе в соседней комнате. В этой же комнате — камин с двумя гербами, Дантесов и Геккернов. В соседней — старинная изразцовая печь работы XVIII века, под притолокой у входа выбита дата постройки замка: 1605 год. Этажом выше в одной из комнат мы неожиданно наткнулись на надгробную плиту с ясно читаемыми датами. Жан Пьер объясняет, что эта плита лежала на могиле Екатерины Николаевны, но вскоре Дантес решил заменить ее другой. Интересно, что на этой плите ошибочно указаны день смерти Е. Н. Гончаровой — двадцатого октября вместо пятнадцатого — и ее возраст — тридцать два года вместо тридцати четырех. Не с этим ли связана замена плиты? Впрочем, в метрической книге Исаакиевского собора за 1837 год 10 января сделана запись о венчании «барона Георга Карла Геккерна… 25 лет… с фрейлиною ее императорского величества, девицею Екатериною Николаевною Гончаровою, 26 лет». На самом же деле в это время Екатерине Николаевне шел двадцать девятый год. Дантес был моложе своей жены на три года, и, возможно, Екатерина Николаевна скрывала свой возраст. Екатерина Николаевна похоронена рядом с другими членами семьи, как мы и предполагали, у самого входа в дворик. Жан Пьер обещает отправиться с нами на кладбище и показать могилу Е. Н. Гончаровой, а заодно и барона Луи Геккерна.

Мы долго бродим по дому, в нем около пятнадцати комнат. Всюду запустение. По углам свалены в кучи или лежат в беспорядке на столах покрытые пылью старинные гравюры, миниатюры, выполненные маслом, вазы, посуда работы XVIII и XIX веков вперемешку с новыми порванными журналами и дешевыми изданиями. Я то и дело спрашиваю Жан Пьера: «Чей это портрет, какое приблизительно время?..» Все напрасно, он не знает. Ведь мы не в музее, и Жан Пьер не экскурсовод. Мы всего лишь в доме, где он родился и вырос, где барон Марк с семьей жили еще два года назад, доме, который ждет распродажи. И что будет с портретом Е. Н. Гончаровой, в чьи руки он попадет? Не исчезнет ли навсегда?

Мы спустились вниз, прошли длинный коридор, где стоит шкаф с книгами. (Вот бы порыться!) Впрочем, книги все больше новые, старых мало. Вышли в парк… Жан Пьер рассказывает, что весною здесь буйно цветут каштаны, но плодов почему-то не дают. Дубам лет по двести. Старинный каменный фонтан, построенный в конце XVIII века, старый каменный колодец. На территории парка башня, возведенная еще в XIII веке для защиты Сульца, — одно из самых древних сооружений в городе. Во время Второй мировой войны, когда Жан Пьеру было лет пятнадцать, в замке стоял немецкий гарнизон. Однако галерею портретов, фамильное серебро и мебель его отцу удалось заблаговременно вывезти и спрятать. Барон Марк и его семья жили во время оккупации в нижнем этаже.

Пора уходить. Я оглянулся, и последнее, что увидел, был балкон, выходивший в парк из спальни Екатерины Николаевны.

Мы снова идем к кладбищенской стене, и оба, месье Браун и месье Турк, показывают плиту у самого входа в огороженный дворик, под которой покоится Е. Н. Гончарова. Надпись и даты неразборчивы. Могила Луи Геккерна у самой стены, слева от траурной урны. Все запущено, заросло вековой травой забвения.

На прощание месье Браун вручает мне ксерокопии четырех документов. Первый — свидетельство о рождении Дантеса 5 февраля 1812 года в г. Кольмар. Его отцу, Жозефу-Конраду, было в то время тридцать восемь лет. Мать — Мари-Анна-Луиза, урожденная фон Хатцфельд. Под документом — подпись отца. Но самое интересное — приписка. В ней говорится о том, что в 1841 году суд города Кольмара официально признал за Жоржем Дантесом право присвоения фамилии Геккерн. Второй документ — свидетельство о рождении сына Екатерины Николаевны и Дантеса, названного Луи Жозефом Морисом Жоржем Шарлем, 21 сентября 1843 года (известного под именем барона Жоржа^[1]). Месье Браун вспоминает, что его отец в детстве видел барона Жоржа. Под документом стоит витиеватая подпись убийцы Пушкина. Третий документ — свидетельство о рождении старшей дочери Матильды 19 октября 1837 года в Сульце. Этот документ окончательно снимает известное предположение о беременности Екатерины до свадьбы, из-за которой будто бы Дантес решился на этот брак.