Из зарубежной пушкинианы

Помню свой первый приезд и знакомство с ними. Я старался побольше увидеть и с энтузиазмом делился своими впечатлениями. «Представляете, за углом на улице кардинала Лемуана я разыскал дом, в котором жил молодой Хемингуэй. Там он и написал свою знаменитую фразу „Париж — это праздник, который всегда с тобой“. Я обошел дом со всех сторон, заглянул во двор — мемориальной доски нигде нет». Эдмон усмехнулся: «В Париже жило так много знаменитых людей, что стен не хватит для мемориальных досок. Придется заколотить ими и окна». В другой раз я радостно объявил: «Сегодня прошел по улице Вожирар, самой длинной в Париже. Подумать только, что на этой улице жила госпожа Бонасье, возлюбленная д’Артаньяна!» Маргарита обрушилась на меня: «Ты бы лучше подумал о том, что в этом городе живут миллионеры и нищие, что клошары спят прямо на улице, на набережной Сены…» Ее прервал Эдмон: «Оставь его в покое. Про классовую борьбу он знает не хуже нас. Все русские полюбили Париж с детства, они читали о нем на уроках истории и литературы…»

Грийо жили в Латинском квартале, радом с университетом, на углу улиц Монж и Роллен. Они занимали тесную двухкомнатную квартиру на третьем этаже очень старого дома с толстыми каменными стенами. В этом доме жил еще Ампер, и с тех времен дом не перестраивался.

В лаборатории Эдмон все делал своими руками, был мастером эксперимента. Он и погиб, как экспериментатор. Его убило током незадолго до моего приезда. Маргарита осталась без своего мастера…

Весной 1982 года их маленькая квартира показалась мне просторной и запущенной. Маргарита болела. Днем она подолгу лежала в кровати у открытого окна, выходившего во внутренний двор. Над книжными полками радом с портретом Поля Ланжевена работы Пикассо она повесила портрет Эдмона. Его нарисовал Делькамбр, ученик Пикассо. Я разместился в кабинете Эдмона, маленькой комнате с отдельным выходом на лестницу.

Как-то утром я разыскал в телефонной книге на имя Геккерн-Дантес два номера. Позвонил по первому. Ответил женский голос. Я спросил месье Клода. Оказалось, что это телефон его свояченицы и нужно звонить по второму номеру. На второй звонок ответил мужской хрипловатый голос. Это был барон Клод. Я представился, сказал, что хотел бы поговорить об архиве. На другом конце провода наступило молчание. Наконец:

— Семейные бумаги сейчас не у меня. А где бы мы могли встретиться?

Итак, в гости меня не приглашают.

— Право, не знаю… Я остаюсь в Париже еще несколько дней. Живу я на квартире у моего коллеги профессора Грийо…

— Так, может быть, я заеду к вам? Завтра в десять утра удобно?

Итак, Геккерн-Дантес предлагает приехать к нам. Я вспомнил, что завтра утром обещал быть на семинаре и что Маргарита еще ничего не знает о госте. Но неожиданно для самого себя ответил:

— Хорошо. Жду вас завтра утром. Вот мой адрес.

Я прошел в комнату Маргариты.

— Прости меня, я, не предупредив тебя, пригласил к себе завтра утром гостя.

— Пожалуйста. А кто он?

— Я с ним лично незнаком, только знаю его имя. Это барон Клод Дантес-Геккерн.

— Барон в моем доме? Ты сошел с ума!

— Видишь ли, Маргарита, он не совсем обычный барон. С ним интересно поговорить. Его прадед убил на дуэли нашего Пушкина…

— Убил Пушкина? Тем более! Чтобы ноги его в моем доме не было!

Мне пришлось прочесть небольшую лекцию, на этот раз по русской истории и литературоведению. Маргарита знала и любила Пушкина. Известно ей было и о моих литературных интересах. Но она никак не подозревала, что на улице Буати в районе Елисейских Полей есть дом, где хранится подлинное письмо поэта и архив его семьи. А то, что с Дантесами знаком хорошо ей известный писатель Анри Труайя, ее убедило.

Через свою комнату она протянула занавес. Получилась небольшая гостиная: кресла, стол, ваза с фруктами, кофейные чашки.

— На мою половину его не води, я буду спать, — сказала Маргарита.

На следующее утро ровно в десять в квартире раздался звонок. Это мой гость звонил с улицы. Я быстро спустился по лестнице и отворил парадную дверь. Передо мной стоял мужчина выше среднего роста в плаще, с седыми гладко зачесанными назад волосами, крупным тонким резко очерченным носом. Выражение серо-голубых глаз спокойное, холодное и немного усталое. Это и был барон Клод Дантес-Геккерн, правнук Жоржа Дантеса. Барон выглядел старше своих лет, на вид ему было лет семьдесят. В руках он держал какой-то пакет. Мы поднялись на третий этаж и прошли через мою комнату в гостиную. Я принял у гостя плащ, и мы разместились в креслах. Маргарита притаилась за занавесом; я знал, что она не спит. Я еще раз представился и объяснил, что, будучи физиком, интересуюсь историей семьи как пушкинист. Мне известно из литературы, что у семьи сохраняется большой архив, в котором есть подлинное письмо Пушкина, письма к Екатерине Николаевне Гончаровой и, возможно, другие интересные документы. Не мог ли месье Клод хотя бы рассказать о них?

— К сожалению, должен вас огорчить. Никаких бумаг у меня не осталось. Жена моего покойного брата Марка выбросила целый ящик со старыми письмами и документами, и их больше не существует.