Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

Первого дня Шмальц курил трубку и читал через очки протоколы своих предшественников… на второй день прошёл прогуляться по городку, а на третий ничего не делал, зевал, жалуясь, что пива хорошего не было. На четвёртый выбрался в домик; пошли с ним полицмейстер и достаточно урядничей черни. Шмальц вошёл в комнатку, посмотрел, взял трубку, потом сел на кровать и курил её в молчании, пока хорошо не разгорелась.

Парамин стоял на пороге с миной, полной сочувствия к репутации такого знаменитого человека, который должен был приобретённую годами славу потерять в таком маленьком городке. Вдруг немец поднял голову, улыбнулся и рукой позвал к себе полицмейстера.

– Прошу вас привести сюда нескольких человек с мотыгами и секирами.

Полицмейстер, скрывая издевательский смех и незначительно пожав плечами, поспешил выполнить приказ. Нескоро добыли у соседей мотыги и забрали в хатах секиры. Трое инвалидов стояло у порога в готовности.

Шмальц тогда медленно встал, вытряс трубку и велел сперва отставить кровать.

Под ней был такой же пол, как во всей комнате, начали его отрывать… когда вдруг одна из балок от слабого прикосновения поднялась, потому что вовсе не была прикреплённой.

Полицмейстер побледнел.

Эта балка, так легко положенная, покрывала глубокое тёмное отверстие, пробитую дыру в старом толстом своде. Шмальц указал рукой полицмейстеру, который уже и сам догадался, что туда спустился узник, для маскировки положив снова за собой это подвижное дерево.

Русские были в неизмерном удивлении над догадливостью и ловкостью флегматичного немца, который послал сразу за лестницей, дабы осмотреть это подземелье.

Взглянув на него вблизи, нашли крепкий штырь, на котором была подвешена верёвка, сделанная из простыней. По ней этот узник должен был спуститься.

Полицейские и солдаты поставили в подземелье связанные лестницы, сперва спустился один из инвалидов, пробуя мощь фонаря, за ним спустился Шмальц и рад не рад Парамин.

Под домиком оказалась старая кладовая, далее подземелье, а от него длинная сводчатая горловина вела вбок на несколько десятков шагов. Тянулась она, видно, и дальше, но недавно и специально была забросана мусором на пару локтей, так, что если хотели идти дальше, должны были бы её кропотливо очищать. После разбора кирпичей, земли и камней пошли дальше уже не обложенным кирпичом коридором, но выбитом в глине пространством наподобие римских катакомб или киевских пещер.

Немец, который на всё обращал внимание, на покрытой пылью земле открыл отчётливые следы человеческих ног и, внимательно к ним присматриваясь с лампой, понял, что шёл только один след к кладовой под дом, а обратно были стопы двоих, видимо, человек. Стопы первого казалась с усилием идущими в противоположном направлении, другого же были значительно меньше и красивей.

На некотором расстоянии пещера снова оказалась завалена сухими камнями, которые было нужно кропотливо разбирать. Следы шли в разных направлениях, путаясь вправо и влево, но немец следил за ними и ими руководствовался. По бокам достаточно часто натыкались на сильно и давно замурованные двери, наверное, ведущие в другие подземелья. Наконец после довольно длинного того неудобного путешествия и для солдат страшного, всполошив летучих мышей и множество крыс, они заметили слабый дневной свет, продирающийся из-за густо сплетённых ветвей.

Было это отверстие, помещённое локтях в пять наверху, которое, как оказалось из расспроса, выходило на берег реки Стир… на пустошь за городом.

На этом должно было окончиться это следствие, сильнейшим убеждением, что пленник ушёл тайными подземельями под домиком, но кто ему их указал и проводил его, этого самые тщательные допросы открыть не могли. Соучастники побега не были открыты.

Хотели бросить подозрение на тех, которые назначили для узника дом, но те легко очистились от упрёков как неместные и вовсе не могущие знать тайн этих подземелий, о которых даже городская полиция до сих пор не имела сведений.

С побегом Павла Зенчевского много вещей как-то легче могли окончиться, потому что сбросили на него, кто что хотел. Однако же главный обвиняемый Заловецкий, несмотря на старания семьи, был приговорён на ссылку в Иркутск, Рабчинский – на год в крепость, а подсудок – на проживание неограниченное время в Оренбурге.

О Павле с той поры никто больше не слышал и не знал, исчез, как в воду канул.

* * *