Бедняга не имел от неё никакого покоя, потому что за каждый грош его надоедливо экзаменовала, постоянно кладя ему в уши, что Господь Бог за это не благословит, потому что это сиротские слёзы. Если бы эконом её слушал, заботливый о будущем своих деток, никогда бы, наверное, не дошёл до того прекрасного капиталика, какой себе из лишних крошек скопил.
Шпионила за ним эта женщина, вечно в слезах, всегда в угрызениях, так, что он не знал от неё покоя. Видно, и в этот вечер женщина его в чём-то подозревала, потому что отчётливо прикидывалась спящей во время тихого ухода пана эконома, села потом на кровать и плакала. По его возвращении она положила голову на подушку, заметила, что он что-то спрятал под матрас, а когда он вышел повторно, она вскочила с кровати. Что может женское несчастное любопытство! Схватила мешочек… быстро вынула из него бумаги, какие там находились, и пустой всунула назад – а добычу свою, завернув в платок, положила, молясь и рыдая…
На следующий день, чуть свет, эконом встал и, достав мешочек, пошёл в соседнюю комнату со всей свободой его рассмотреть. Сначала он чрезвычайно удивился, так как ему казалось, что он был гораздо полнее и вздутые бока кожаного мешка носили следы долго носимой пачки бумаг – между тем внутри, кроме непомерно смятого кусочка газеты
Он ещё думал об этом случае, когда тело выносили в морг, но, наконец успокоился и решил, что это, должно быть, был безумец – а сумасшедшим и поэтам всё разрешено… После обеда он уже вполне успокоился и для того чтобы подышать свежим воздухом, вышел с сигаркой на порог госпиталя, в котором был важным и значительным урядником, когда, случайно оборачивая голову, заметил медленно подходящего президента. Он, естественно, сразу спрятал сигару – принял скромную физиономию и издалека уже поднял шляпу, приветствуя с покорностью магната.
Президент остановился и соизволил улыбнуться, отдавая поклон.
– Ясно вельможный президент, – отозвался, сходя с двух ступеней к нему, эконом, потому что чувствовал, что ему не пристало, говоря с достойной особой, стоять на возвышении, – ясно вельможный президент, может, хотите узнать о том… больном…
– А что же? А что?
– Слава Богу, он умер этой ночью – лежит уже в морге.
Президент принял это холодно – а кто его не знал, мог бы даже подозревать, что его лицо прояснилось…
– А! – сказал он. – Умер!
Эконом приблизился к панскому уху.
– Я велел обыскать около него, – шепнул он, – не имел ли чего при себе. Вот, я не ошибался…
Президент начинал слушать с чрезвычайной заинтересованностью.
– Имел, бестия, на груди такой кожаный мешочек, в котором держал бумаги.
Президент схватил эконома за руку и сказал шибко:
– Ради Бога, дело о том, чтобы не компрометировать институции; где эти бумаги?
– Что бумаги были, прошу, ясно вельможный пан, это не подлежит сомнению, – отозвался эконом, – чёрт его знает, что он в болезни с ними сделал… Достаточно, что мешочек от бумаг есть… а их нет…
Президент сильно скривился.
– Но следовало искать… может, где потерялись, выпали… может, их кто похитил.
– А! Упаси Боже! Уж за это я могу ручаться – я обыскал ложе, постель, комнату… все углы… не было ничего.
– А мешочек? Не можешь мне его показать?
– Если ясно вельможный президент соизволит потрудится…
После раздумья вошёл достойный пан в коридор. Недалеко от входа был склад вещей, к которым был доложен и мешочек. Таким образом, там пан президент мог его осмотреть, и убедился, что недавно ещё он должен был быть полный, так как до сих пор вздымался… но, кроме Giornale di Roma, который рассматривал попечитель, ничего не было… Суровым стало его лицо и взгляд, какой бросил на эконома, стал удивительно грозным… Холодно и сухо он отозвался, отдавая ему мешочек:
– Особенная вещь, что бы это могло тут, под вашими глазами… пропасть… потому что пропало… это точно…
Эконом чувствовал, что был в подозрении… начал, поэтому заклинать, протестовать, взывать в свидетельство свой безупречный характер, а, несмотря на это, президент вышел какой-то молчащий и явно менее любезный, чем входил.
– Такова наша судьба, когда мы им служим, – вздохнул он в духе, – такая оплата, ещё потом за рвение нужно заплатить репутацией!
Он махнул рукой и жестоко громыхнул дверью, аж далеко слышалось в пустых коридорах.