Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

– Старик голову потерял! Глупец! – трясясь, прибавил президент. – С тобой не о чем говорить.

Куделка открыл дверь и поклонился.

– Ещё раз по-людски поговорим, – запирая дверь, сильно крикнул президент, – имеешь какой конверт?

– Имею…

– Моя мать в последних минутах была по причине невралгии часто не в себе – это всем известно. Любила до избытка этого негодяя, могла ему из чувствительности дать фамилию ребёнка… это ничего не доказывает. В таком состоянии, в каком моя мать сходила со света, никакие дела не важны. Если бы ты имел совесть.

– Пане президент, – прервал Куделка, – решать – это вещь суда, не моя.

Президент ещё стоял, болтал, оттягивал, в конце концов сам не знал, как поступить с упрямым стариком.

Смерил его пару раз от стоп до головы, бормоча…

– Если не даёт знать о себе, значит его нет в живых, – добавил он, – а в таком случае, я кладу оппозицию, чтобы мне эта подделка была отдана. Вы просчитались, – прибавил он, смеясь. – Покорно кланяюсь.

– Я также, – сказал Куделка, и, уходя, закрыл дверь.

* * *

Грустной была жизнь того создания, которое мгновение блистало на большом и непостоянном свете, испробовало его удовольствия, испытало в них безвкусицу и, вынесши сломанное сердце, отступило так со всем арсеналом молодости в разновидность добровольного деревенского скита. Тола, воспитанная довольно легкомысленной тётей, которая иной жизни, чем искусственная, лихорадочная, захватывающая и фальшивая, не понимала, выбралась из того кипятка своими силами. Немного помогла ей встреча человека, который в то время был ещё во всём рассвете юношеского духа и самых благородных течений к идеалам. Теодор Мурминский, любимый ребёнок женщины достойной и правдивой, но немного слабой, под управлением отца выработал в себе первые здоровые понятия о свете и жизни. Старый Мурминский был аж до избытка идеалистом и верил в утопию больше, чем в реальность. Ему казалось, что мир уже на дороге к возрождению и поимки цели вековых усилий; ребёнка также вскормил как бы не для настоящего, но для будущего готовил. Сын всей юношеской душой принял все науки отца и с ними вышел в свет, который вопреки ожиданиям нашёл совсем другим. Таким образом, он должен был вести постоянную борьбу, а с юношеской верой и силой вступая в неё, не считаясь с привычками и обычаями века, познал разочарования, вышел из неё раненый, разбитый… сомневающийся. Была это отчасти также судьба его отца. Президентша полюбила его, привязалась к нему, отдала ему руку и настояния семьи вынудили несчастную скрывать эту связь. Мурминский, больно тронутый, отступил, чтобы не отравить её жизнь.

Президентша имела при себе сына… но должна была быть в постоянной тревоге. Старший (пан президент) проникся к нему какой-то инстинктивной ненавистью. Первым её поводом была ревность за сердце матери, позднее оба почти одновременно увидели Толу и оба в неё влюбились. Теодор был живой, остроумный, открытый аж до избытка – темперамент поэта и художника. Президент, понурый, прямой, холодный, насмешливый, носил пятно бюрократии, прежде чем стал урядником. Красивая, живая и смелая, Тола не могла симпатизировать потомку известной семьи, которому казалось, что его ради имени и состояния все должны были любить и уважать, – она предпочитала немного легкомысленного юношу, каким был Теодор. Президент ей этого простить не мог. Между братьями нарастала борьба, в которой Мурминский воевал насмешками, президент – угрозами. Пришло к тому, что он выбросил ребёнка, из милости принятого в доме, что смел с ним соперничать. Борьба эта разворачивалась сначала скрытно, проявляясь только вырванными полусловами, но с каждым днём становилась всё более горячей, фанатичной, жаркой. Теодор, хоть обиженный, легко принимал всё, президент – мстительно и вспыльчиво. Тола так очевидно давала преимущество Мурминскому, что президент в итоге должен был устраниться, но постарался, чтобы тётя и семья соперника тоже были отправлены; он сумел даже эту панну отговорить и разгневать её на Теодора.

Мурминский должен был уйти – но всё это короткое и яростное противостояние двух братьев оставило после себя несмываемые следы, которые должны были повлиять на дальнейшую жизнь. Президент поклялся в мести.