Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

Говоря это, доктор Обст, который употреблял табак, взял табакерку со столика, и, поглядывая из-под очков на клиента, ждал ответа.

Президент повернулся к двери, ничего не говоря, упал на канапе, обеими руками подпираясь, смотрел в окно, задумчивый.

– Замечания правильные, – сказал он словно сломленный ими, – очень меткое, но что же предпринять?

– А! Боже мой! – прервал доктор Обст, медленно прохаживаясь. – Я вам намекнул, что всё-таки есть средства менее гласные, более тихие, а выбор их уж зависит от вас. Для меня лучше был бы процесс громкий, для уважаемого пана с уверенностью – нет.

– Нужно защищаться от нападения, – говорил президент.

– Но, уважаемый пане, – вопросил доктор Обст, – насколько я мог понять вещи, хотя бы вы в итоге сумели даже оборониться, останется всегда тень сомнения. Это выплывает из природы дела. Могущественная семья против бедных людей, хоть бы имела явную правоту, всегда пробуждает подозрение в притеснении, при средствах, какие имеет. Из этих всех соображений ещё раз повторяю, следует хорошо подумать.

Президент молчал.

– А значит, – подумаю, – сказал он, подавая адвокату руку, – а тем временем это должно остаться между нами.

– Адвокат, как доктор, имеет обязанность молчания, – кланяясь, добавил доктор Обст, который поглядел на часы, чтобы знать, как консультацию оценить.

С повешенной головой вышел президент от него. До сих пор всё дело хотел вести согласно своей мысли, никого не допуская и не вовлекая в свои намерения. Теперь начинал подумывать, что свою семью, равно, как он, заинтересованную в процессе, надлежало вызвать для совещания. Не хотел его, однако же, делать слишком громким, и поэтому написал письма к ближайшим родственникам, приглашая их не в город, но в своё деревенское имение.

Когда Теодор Мурминский прибыл с пани докторовой в город, президента не было, он как раз выехал в дом жены и оставил семью. Ожидали вскоре его возвращения.

Таким образом, он имел время вздохнуть и обдумать, как ему следовало поступать. Сперва он побежал к Куделки, которого застал, как обычно, погружённого в книги.

Старик сердечно его обнял.

– Уже теперь, – воскликнул он, – все беды окончены, а видишь, какой ты нечестивец, а видишь, что никогда отчаиваться не годится! Ну – а если бы я там тогда не был! Всё складывается как можно лучше, имя, наследство и будущее ясные и спокойные… Благодарение Богу!

Теодор улыбался… но грустно…

– Вот тот бревиарий, который так долго твоя судьба в себе хранила, – воскликнул он, показывая ему книгу. – Ксендз прелат был очень умный человек, что самое дорогое хранил в книжках… Доказанная вещь, что это безопасней всего… во-первых, никто на книжки не лакомый, во-вторых, редко кто их открывает…

После короткой беседы они вместе пошли к докторовой, которая ждала их с чаем. Только тут узнал Теодор о вероятной смерти отца и бумагах, которые после него вручили докторовой – и как президент с ними поступил.

Это до наивысшей степени возмутило Мурминского, а судьба отца выжала у него горькую слезу. Сразу на следующий день он решил бежать в больницу, чтобы там лучше расспросить и проследить, каким образом эти бумаги попали к женщине и не было ли при них ещё чего-нибудь. Докторова, однако, удержала его, боясь подвергать честную свою служанку ответственности перед мужем, которая могла бы ей всю жизнь обременить. На следующее утро пошли вместе…

Эконом и пани Хилария рассказали о том старом человеке… должны были показать вещи, оставшиеся после него… Теодор узнал в них некоторую старую одежду, раньше виденную на отце. На номере Giornale di Roma стояло написанное карандашом имя и известный адрес дома, в котором долго проживал. Поэтому не было сомнений, что старик окончил тут жизнь, показали даже ещё свежую могилу, которая покрыла останки; а Теодор имел надежду, что добьётся позволения exhumacji и нового достойного погребения.

Весть о прибытии Мурминского и новой его судьбе вскоре разошлась по городу, профессор, который хорошо знал людей, не преминул поверять на ухо всем, что тот получил значительный легат и теперь человек очень богатый… Ничто так не приобретает сердец, как подобная новость, ничего больше не отталкивает, чем одно подозрение, что кто-то в положении, могущем требовать помощь. Старые друзья и знакомые, которые никогда Мурминского не искали, теперь льнули к нему и возобновляли давние отношения – предлагали услуги. Какой-то звериный нечестивый инстинкт отталкивает человека от недоли и страдания.

В течении нескольких дней президента не было.

Не возвращался. Мурминский занял себе в каменице Куделки прежний покоик на третьем этаже и жил тихо и скромно, не уверенный ещё, что предпримет. Всё зависело от решения президента и его поведения. Из всего, однако, заключая, можно было ожидать резкого выступления и процесса.

Но несколько дней прошло в тишине – как перед бурей.