Сен-Пьер также выражал обеспокоенность тем, что многие общественные сады, такие, например, как Тюильри, на деле оказывались недоступны простым людям — ведь на входе стояла вооруженная охрана. Предвосхищая возможные аргументы, что «массы» немедленно испортят или уничтожат памятники архитектуры, Сен-Пьер выдвигал мысль, что как только массы поймут, что «Элизиум» принадлежит им, они станут вести себя по-другому, не как вандалы. «Они сами будут следить за своим поведением, и гораздо тщательнее, чем любой швейцарский караул». Сен-Пьер также предположил, что, как и в случае с садами развлечений «Воксхолл», новый вид общественного пространства вызовет к жизни и новые формы общественного поведения, основанного на самоконтроле, а не на ужесточении запретов. Патриотические настроения писателя предвосхищали строгое «благочестие» режима, пришедшего к власти после революции 1789 года. Кстати, революционные власти хотели сделать кладбища Парижа европейской «столицей добродетели». Римские тоги, девственницы с пылающими щеками и кремационные костры, — все эти театрализованные представления, демонстрировавшие Культ Верховного Существа — Робеспьера, — придавали массовым гуляньям атмосферу эгалитарного рая, без классового и социального расслоения. И все же революционные идеалы почему-то обошли стороной вопросы захоронений. Национальное собрание, а затем Директория проигнорировали предложения, выдвинутые архитектором Антуаном Водуайе, который хотел превратить Елисейские поля в
По какой-то причине исключение было сделано для погибших во время революционных беспорядков. После мятежей, прокатившихся за несколько месяцев до взятия Бастилии, «сентябрьских убийств» 1792 года и других волнений, мертвые тела стащили в катакомбы, где их вначале впервые выставили напоказ (для того, чтобы родственники могли опознать пропавших членов своих семей), а затем оставили внутри, замуровав вход. Конечно, это не может быть расценено как полноценное захоронение, поскольку происходило в очередной заброшенной каменоломне, и все же положение этих покойников было не в пример лучше тех, кто оказался в другой каменоломне, на Монмартре (теперешняя улица Куленкур). Там мертвецов бросали как придется, вповалку, к тому же под открытым небом. Когда архитектор Пьер-Луи Редере предложил устроить сдвоенные кладбища, с «Элизиумом» для добродетельных граждан и простой выгребной ямой для преступников, под «выгребной ямой» он имел в виду захоронение на Монмартре. Как сказал мэр первого округа, «это не кладбище, а бездна, ведущая прямо в ад».
Кладбище Пер-Лашез
Перемены начались в 1799 году, когда Наполеон сверг Директорию и провозгласил себя сначала первым консулом, потом пожизненным консулом, а в 1804 году — императором Франции. Высокие идеалы Революции постепенно выродились в цареубийство, гражданскую войну, террор 1793 года, а затем и в общеевропейскую войну. В те годы население Парижа сильно уменьшилось. Не только в результате «сентябрьских убийств» или казней на гильотине, хотя крови там было пролито немало, но и в связи с прекращением иммиграции, и началом обратного процесса: теперь люди бежали из Парижа от голода, холода и страха неизвестности, что поселились на улицах французской столицы.
Конкордат, который Наполеон заключил с папой Римским в 1801 году, принес стране долгожданную политическую стабильность и разрядил напряженность между церковью и государством. Народу было разрешено праздновать как Пасху, так и Шаббат: в отличие от Робеспьера, у Наполеона не было желания создавать собственную религию. В 1799 году Национальный институт наук и искусств объявил конкурс с Гран-при за успехи в архитектуре за лучший дизайн «Элизиума, или городского кладбища».