- Думаешь, я это? – и Настя покрутила пальцем у виска. – Я и бефстроганов знаю, и антрекот, и люля-кебаб!
- Какой богатый словарный запас!
- А ты думал! – гордо вскинула голову Настя.
Едва только официант поставил тарелки на стол, она нетерпеливо взглянула на Димона и громко сглотнула слюну:
- Можно начинать?
- Можно, - разрешил он.
И Настя, отодвинув салат, быстро зашаркала ложкой в супе, с шумом прихлёбывая.
- Не отберут, - проворчал Димон.
Она вдруг остановилась и заплакала. Как-то по-детски, беспомощно, забыв на миг все свои вульгарные выходки, приобретённые на улице. Она хотела, чтобы её жалели, чтобы спрашивали, болит ли у неё голова и что она хочет съесть на обед, чтобы приласкали и приголубили.
Димон встал и, подойдя к ней сзади, чуть наклонился и потрепал по плечу:
- Будет, будет. Всё же хорошо!
Конечно, для Насти всё было даже волшебно! Она сидит в кафе, её угощает кавалер и платит за неё, как принято в цивилизованном обществе. Перед ней – дорогое пирожное, и она его не украла. Всё хорошо, да, всё даже замечательно.
Димон размеренно тыкал вилкой в свою тарелку, медленно пережёвывая и не зная, как сгладить неловкость. Вроде, нужно о чём-то говорить. Но он не знал о чём. Не получалось поддержать разговор. И вот они сидели друг против друга и молча ели.
- Мясо какое большое! – восхитилась Настя.
Она не умела есть ножом и вилкой, но, взглянув на Димона, как тот проворно орудует приборами в своей тарелке, быстро сообразила, как надо делать, и прекрасно справилась с этой задачей.
- Чего без хлеба? – спросил Димон.
- Наелась – во! – и Настя провела ребром кисти по горлу. – А это можно с собой?
Она показала на тирамису.
- Наверное, - пожал плечами Димон. – Только как его упаковать-то? Может, здесь съешь?
- Да я Стасику! – воскликнула Настя. – У меня братик есть. Скоро три годика будет.
Димон тут подозвал официанта и заказал ещё два пирожных.
- Сразу упакуйте, возьмём с собой, - распорядился он.
Официант кивнул и ушёл.
Настя засветилась от счастья и с удовольствием умяла популярное в столичных кафе тирамису. Они молча посидели ещё минут десять. Потом Димон извинился и сказал, что ему надо идти; его ждут, у него ненормированный график работы.
- Да-да! – Настя тоже заторопилась. – Сидишь тут со мной… Штаны протираешь…
Димон собирался встать, но Настя вдруг схватила его за пальцы.
- Я... – она хотела ему так много сказать, что от такого обилия благодарности все слова перемешались в её голове, и она, споткнувшись, замолчала. – Не забыл, как меня зовут?
- Настя.
- А-а-а! А то у тебя баб немерено. Запутаешься, как какую звать.
- Поаккуратнее! – цыкнул на неё Димон.
- Чё, правда глаза колет? – ухмыльнулась Настя.
Но, увидев, как у Димона полыхнули глаза, тотчас взяла себя в руки. Она не хотела казаться уличной потаскушкой. Она как никогда хотела понравиться мужчине! Ей хотелось быть леди, и чтобы её внимания добивались респектабельные господа, а этот молодой человек испытывал гордость оттого, что она рядом с ним. Но она понятия не имела, как сыграть эту роль. Поэтому напускала на себя развязность, полагая, что выглядит просто пафосно!
- А мне ведь тоже пора. В институт! – с вызовом заявила Настя и, встав из-за стола, деловито одёрнула блузку.
- О-о-о!
- У-у-у-у! – подхватила она.
- Где же ты учишься?
- На подготовительном. В Институте моды!
- Где? – Димон опешил, решив, что ему послышалось.
- В Институте моды! – как можно твёрже сказала Настя. – Я фотомодель!
Ей понравилось врать. И понравилась легенда, превращающая её, замухрышку, в красавицу (все модели – красавицы). И объяснение сразу нашлось, почему ей так материально тяжело (хоть не так стыдно; а то неприятно признаваться, что нищенка). Она учится!!! И учится платно, а денег, разумеется, не хватает, в связи чем, и приходится побираться.
- Про-модель, что ли? – недоверчиво спросил Димон.
- Фотомодель! – с апломбом воскликнула Настя. – Рекламу духов «Шанель» видел? По всем каналам показывают! Там одна с флаконом ходит туда-сюда. Так вот, это – я.
Такой рекламы Димон, разумеется, не видел. И прекрасно понимал, что девчонка ему лапшу на уши вешает. Но заинтересовался.
…
ПАРАДОКСЫ ФОТОИСКУССТВА.
Димон всегда поражался тому, что фотография может, как отнять что-то у человека, так и придать ему. Наверное, если бы он был физиком уровня Ландау, то смог бы дать вразумительный ответ. Но он был из простых смертных.
По-настоящему красивые в жизни люди получались на фотографиях милыми и слегка симпатичными, не более. А другие, менее привлекательные, но обладающие более чётким овалом лица или даже квадратом, что отнюдь не смотрится «ком иль фо», на снимках выглядят изумительно! На них хочется смотреть. Словно, фотография подчеркнула то, что в привычном трёхмерном пространстве мы не видим.