Произошедшее сломило даже видавшего виды отца Пафнутия, бывшего военного советника, собственноручно наколовшего на штык восемь американских морских пехотинцев. Что уж было говорить об остальных? Егерь Михей без перерыва стонал и прикладывал к обожженным ногам мазь «Спасатель». Нинель Константиновна читала вслух сборник стихотворений Агнии Барто «За цветами в зимний лес» и уверяла всех, что лучшего средства для успокоения измученной физическими и нравственными страданиями души не существует. Мари-Анж истово молилась на миниатюрную каменную статуэтку богини Коатликуэ (квадратной женщины с квадратным лицом, квадратными ногами и медальоном-черепом на брюхе).
– Assassiner! Tuer! Détruire! – то и дело вскрикивала она и заливалась полуплачем-полусмехом, до смерти пугая семейного доктора Дягилева.
– Нельзя же так, драгоценная моя, – увещевал Мари-Анж ветеран фармацевтики. – Так вы себя прямиком к нервному срыву приведете. К психиатрической лечебнице закрытого типа. Давайте-ка выпьем успокоительного. Ну-ну, не упрямьтесь! Ложечку за Люка Бессона! Ложечку за Николя Саркози!..
Во избежание дальнейших эксцессов на общем совете было принято решение держаться всем вместе, переселившись для этого в столовую, где до сих пор находился буйвол. Туда же перетащили запасы спиртного (три бутылки виски, одна бутылка водки и одна бутылка кубинского рома), деморализованных бультерьера с ротвейлером, походный алтарь и так и не вышедшего из летаргического сна кинолога.
Отец Пафнутий отслужил службу о здоровье, благополучии и скорейшем приезде из Лондона супер-пупер-мега-квадро-квази-нано-техно-порно-десять-в-двадцать-четвертой-степени няни, призванной спасти положение.
Рыба слушал отца Пафнутия вполуха, предаваясь своим собственным мыслям разной направленности: как положительной, так и отрицательной. С одной стороны, хорошо, что он укоренился в столовой и что ему не нужно возвращаться в комнату к лягухам-голлисткам и подвергать себя ненужным искушениям и столь же ненужным испытаниям. С другой стороны, плохо, что он так толком и не приступил к своим непосредственным обязанностям: вкусно кормить взрослых и детей.
Дети.
Бедные и наверняка голодные дети!..
На глаза Рыбы навернулись слезы, но, взглянув на изуродованную бороду батюшки, лиловое лицо Нинели Константиновны и обожженные ноги егеря Михея, он отрекся от всякой жалости. Эти исчадия не пропадут, эти – всегда добудут себе и первое, и второе, и компот. Или возьмут сухим пайком, в крайнем случае.
Затем Рыба переключился на мысли о том, как это так произошло, что, не доставлявшие особых хлопот на Родине, дети здесь – на чужбине – как с цепи сорвались.
После молебна – чтобы скоротать время до приезда Суперняни – играли в лото (выиграл семейный доктор Дягилев), города (выиграла Нинель Константиновна), бутылочку (выиграла Мари-Анж, перецеловавшая всех, за исключением доктора, который не целовался с женщинами из принципиальных соображений) и в «Третий лишний». В «Третьем лишнем» бесспорным победителем стал Рыба-Молот. Он еще сидел на выигрышном стуле, когда в недрах черкизоновских треников заголосил мобильник: на этот раз исполнялась не всемирно известная «Марсельеза», а песня для сугубо внутрироссийского пользования – «Непогода» Максима Дунаевского.
Вытащив телефон из кармана, Рыба-Молот обнаружил одну из самых жизнеутверждающих эсэмэсок, когда-либо присланных сетью PGN:
«РАДУЙСЯ, ИДИОТ! И ПУСТЬ ДРУГИЕ ИДИОТЫ ПОРАДУЮТСЯ ТОЖЕ. ЧЕРЕЗ 2 Ч. 15 МИН. САМОЛЕТ С СУПЕРНЯНЕЙ ПРИЗЕМЛИТСЯ В АЭРОПОРТУ ГОРОДА ХОШИМИН. ВСТРЕЧАЙТЕ И ПРОЧЕЕ».
Рыба на секунду впал в ступор от такой, воистину благословенной вести. Но быстро пришел в себя и обвел торжествующим взглядом присутствующих:
– Прилетает! – выдохнул он.
– Кто? – выдохнули все.
– Да суперняня же!
– Тоже мне, новость, – поджала губы Нинель Константиновна. – Известное дело, что прилетает. Через два дня… Теперь уже через полтора.
– В том-то и дело, что нет! Не через два дня, а через два часа! Прямиком в аэропорт Хошимина, где мы приземлялись!
– И откуда ты это знаешь, рыбонька?
– Сообщение пришло.
– От кого?
– Ну-у… Из хорошо информированных источников… Э-э… близких к хозяину.
– Вот и врешь! – В голосе Нинели Константиновны послышались нотки плохо скрытой ревности. – Если бы так оно и было – хозяин бы мне в первую голову позвонил. Или отцу Пафнутию, как старейшине и религиозному деятелю. Или доктору, как… как доктору! Педиатру и терапевту. А повару-то с чего ему названивать? И уж тем более писать, время на набор букв тратить.
– Я ведь не сказал, что хозяин звонил, – обиделся Рыба. – Я сказал: «хорошо информированные источники, близкие к хозяину». Разницу понимаете? И вообще… За что купил, за то и продаю.
– Иди продавай в другом месте, – посоветовал отец Пафнутий.
– Вот-вот, – поддакнула Нинель Константиновна.
– Так-так, – поддакнул доктор.