Из жизни карамели

Теперь фронтальная часть Рыбы-Молота находилась всего лишь в полуметре от фронтальной части Железной Леди, и это расстояние продолжало неумолимо сокращаться. А Рыбе оставалось безвольно следить, как оперативные части противника занимают стратегические высоты и продвигаются в глубь территории, не встречая сколько-нибудь значительного сопротивления. А встречая сплошной коллаборационизм и готовность пресмыкаться перед оккупационными властями за пайку хлеба и пинту молока.

Нет, она очень даже ничего, фигуристая, и мордашка симпотная, глазки, губки, то-се… а-а… либен клейне Габи!.. – молнией пронеслось в голове Рыбы-Молота, и коллаборационистские низы тотчас завибрировали. А когда Рыба вспомнил о том, что еще никто в жизни не домогался его с такой настойчивостью, вибрация усилилась.

Очень даже… почти красавица… м-м… нет, самая настоящая красавица! Видели бы Кошкина с Рахилью Исааковной, повесились бы от ревности и зависти… Плюс бизнес, плюс яхта, плюс виноградники и сеть отелей на Адриатике. Кошкиной и Рахили Исааковне мест там ни в жизнь не забронировать… Нет, я сам забронирую для них места! И поселю их в номера-люкс, а Изящную Птицу – в президентский номер. То-то будут локти кусать, что такого парня упустили…

Убойный разряд тока в двести двадцать (если не в триста шестьдесят, а то и в пять тысяч) вольт пронзил Рыбу моментально. Это никак не было связано с Верой Рашидовной, а было связано с задним карманом джинсов, в котором лежал отключенный мобильник.

Мобильник – вот что долбануло Рыбу!

Да еще с такой зверской силой, что глаза его едва не выскочили из орбит, а волосы затрещали, заискрились и встали дыбом, распространяя вокруг отвратительный запах паленой шерсти.

– Какой вы темпераментный мужчина! – с придыханием произнесла Вера Рашидовна, приблизившись настолько, что уже можно было разглядеть поры на ее носу и мимические морщины у рта.

Но Рыба разглядывать морщины не стал, а сосредоточился на расстегивании пуговиц на джинсах: от проклятых штанов, как источника повышенной опасности, необходимо было избавиться, и как можно скорее, – вдруг снова долбанет?..

Главная запендя заключалась в том, что от удара (а он все-таки был никак не меньше пяти тысяч вольт!) металлические пуговицы расплавились и теперь представляли практически единое целое с тканью. Сообразив, что пуговицам каюк, Рыба принялся сдирать штаны с бедер – и эти его манипуляции вызвали новый прилив чувств у Веры Рашидовны.

– Боже, я с ума сойду! – вскричала она. – Я вся горю…

– Горел, положим, я сам, – тут же парировал Рыба-Молот.

– Позволь, это сделаю я…

– Что именно?

– То, что делаешь ты.

Очевидно, Вера Рашидовна прозрачно намекала на борьбу Рыбы со штанами, вот только посыл этой борьбы был истолкован ею неправильно.

– Это не то, что вы подумали. – Рыба попытался подкорректировать неправильный посыл, но цели так и не достиг.

Зато Вера Рашидовна перла к ней семимильными шагами.

– Возьми меня, дорогой!

– Э-э… в каком смысле?

– Хи-хи! В каком ты снимаешь сейчас джинсы!

По здравом размышлении, возбужденная Вера Рашидовна представляла несколько меньшую опасность, чем импровизированная ЛЭП на дому, – и Рыба сдался.

– Сначала штаны, а потом все остальное, – сказал он. – Но сначала – штаны…

Веру Рашидовну не нужно было упрашивать дважды. Она коршуном налетела на Рыбу, повалила его на ковер и, рыча, как раненый зверь, разобралась со штанами в мгновение ока. Рыба и охнуть не успел, как оказался в одних трусах и носках. Опасность для жизни миновала, но теперь выползли проблемы эстетического характера:

семейные трусы едва ли не по колено – с легкомысленным изображением мышонка Рататуя и старорежимной мышеловки с куском сыра (подарок Кошкиной);

кроваво-красные носки едва ли не до середины икры – с легкомысленным изображением улиток (подарок Рахили Исааковны).

В другое время, с другой женщиной (Изящной Птицей, о-о!) Рыба от стыда сгорел бы за такие несерьезные, почти мультипликационные детали туалета, но в случае с Верой Рашидовной их наличие – благо.