Из жизни Ксюши Белкиной

Хоронили Витю всей большой коммунальной квартирой – надеяться было не на кого. Антонина Александровна уже несколько дней пребывала в состоянии алкогольной невесомости – не спала и не бодрствовала, сидела, смотрела круглыми пустыми глазами на всех удивленно, будто спрашивала – чего ж вы плачете, по какому такому поводу? Витю обрядили в дешевый, но строгий костюм, в котором его иссохшее тело совсем потерялось. Казалось, лежит в гробу голова и пиджак с брюками да с белой рубашкой и галстуком… Лицо же было спокойным и счастливым, зачесанные назад волосы впервые открыли взгляду широкий умный лоб, и даже губы улыбались слегка, будто ободряюще – ничего, ничего, ребята, все правильно вы делаете, все идет хорошо… Глядя в это спокойное лицо, Ксюша вдруг ощутила странное, не присущее случаю чувство огромного облегчения, будто рядом с Витей улеглись и приготовились сгореть в огне крематория ее недавние страхи, будто он решил забрать их с собой навсегда… Казалось, что улыбается он именно ей, радуясь ее новому выражению лица, строгому, ловко сидящему черному костюмчику, новой прическе, прямой спине, поднятому вверх подбородку. И нисколько не обижается, что не приехала, не сходила в библиотеку, не свозила в церковь, не поговорила, не посоветовалась, что ушла тогда раз и навсегда, даже не попрощалась…

«А может, я вообще такая, злая да жестокая? – спрашивала себя Ксюша. – Как мне Трифон сказал – откуда знаешь, какая ты есть… Стою и радуюсь, что никакого долга надо мной больше не висит, по совести не скребет… Ни горя не испытываю, ни жалости – ничего! А он ведь помогал мне, любил меня! Значит, злая я, точно злая…»

– Ксюх, какая ты непривычная стала… – тронула ее за плечо подошедшая Асия. – Встретила бы на улице – не узнала…

– Почему?

– Не знаю! Вроде все то же, а другая ты! Как будто и не жила с нами здесь никогда, чужая совсем… И красивая…

– Скажешь тоже! – махнула на нее рукой, чуть улыбнувшись, Ксюша. – Нашла красавицу!

– И рукой ты так не махала никогда, и не улыбалась так раньше …

– Ага! И ростом ниже была!

– Да. И правда… И ростом ниже…

Краем глаза она изредка замечала, что и мать тоже бросает на нее возмущенные и удивленно-испуганные взгляды, переминается с ноги на ногу, не решаясь подойти и по-хозяйски отдать привычное распоряжение: упал – отжался… Потому что отдать-то его, конечно, можно, да только как бы конфуза не вышло – что-то больно солдатик сам на себя стал не похож! «Ладно, смотри-смотри и не подходи лучше, не надо… Дай спокойно с Витей попрощаться – отмучился парень, отошел от тяжкого существования-наказания. Так уж получилось, что вместе мы с ним отошли, только я – в жизнь, а он – в смерть…»

– Слушай, Трифон, как ты думаешь, я злая или добрая? – задумчиво спросила Ксюша, когда он в очередной раз упер в нее свой сосредоточенный изнутри и в то же время медово-растекшийся взгляд.

– М-м-м?..

– Как ты думаешь, злая я или добрая? – переспросила громко, четко разделяя слова, словно пытаясь вытащить его с заоблачных высот творческого удовольствия и обратить внимание на себя – живую, не нарисованную…

– А сама ты как думаешь? – улыбнулся он ей наконец вполне осознанно. – Не просто же так спрашиваешь, какие-то мыслишки явно бродят в твоей головке?

– Вчера на похоронах была… Витя умер, я тебе про него рассказывала…

– Витя – это тот самый проповедник смирения да обретения в нем духовного счастья?

– Ну да…

– Так. И что?

– Ты знаешь, стыдно говорить, но я стояла перед его гробом и ничего, абсолютно ничего не испытывала – ни жалости, ни сожаления, ни горя… Я злая и равнодушная, да?

– Да. Ты злая и равнодушная. В меру. А еще ты добрая и отзывчивая. Тоже в меру. Как всякий, впрочем, нормальный человек. Не бывает злых и добрых, плохих и хороших – все индивидуальны! В каждом всего помаленьку примешано. Так что не зацикливайся. Или ты сама себя опять хочешь плеткой высечь?

– Нет!

– Тогда не задавай глупых вопросов!

– Ну что ты сердишься? Я же просто спросила… Мне всегда казалось, что я очень добрая… Я даже ругаться толком не научилась, сколько ни стараюсь! Мне все кажется, будто я играю в конфликт, как плохая актриса, а полностью отдать в это свои эмоции у меня не получается… Там, на портрете, я не очень злая получаюсь?

– Ну, еще не хватало, чтобы ты оказалась банальной скандалисткой! Не приведи господь! – засмеялся Трифон, медленно подходя к ней. – Ты у нас другая, Ксения Белкина, совсем другая… Хочешь посмотреть?

– А что, уже готово? – радостно спросила Ксюша, резво поднимаясь с маленького коврика, на котором сидела, поджав под себя давно затекшие ноги.

– Готово… Пойдем, посмотрим…

Он быстро обнял ее за талию, отчего моментально перехватило дыхание и тихонько дрогнуло навстречу его руке все тело каждой напряженной мышцей, каждой клеточкой, каждым нер-вом! Как тогда, с Иваном Ильичом…

– Ты что, Галатея моя Белкина? Волнуешься, что ли?

– Волнуюсь… – хриплым голосом ответила Ксюша, подходя вместе с ним к портрету.