Из жизни Ксюши Белкиной

Сквозь сдерживаемое, разливающееся по телу радостное дрожание, идущее от горячей, крепко лежащей на талии мужской руки, наплыло на нее и это незнакомое портретное лицо – то ли красивое, то ли ужасное, не поймешь… Серые распахнутые глаза смотрели открыто и прямо – да, это ее глаза. Но – сам по себе взгляд! Разве она может смотреть так… нахально? И губы… Неужели они могут сложиться в такую вызывающую улыбку? Да она сроду так скалиться не умела…

– Это – я?!

– Ты.

– Странно…

– Что странно?

– Ты меня вот такой видишь?

– Да. Именно такой – уверенной в себе, красивой и очень сексуальной! Да, ты такая и есть, Ксения Белкина, не поняла разве? Какая ты у меня глупая Галатея – Ксения Белкина…

Может, она бы и рассмотрела себя повнимательнее и в самом деле разглядела бы ту самую уверенность, и красоту, и сексуальность, если б не его горячая рука, сжимающая талию. Да ну его, этот портрет! Какой к черту портрет, когда дух захватило от поцелуя и нет никаких сил его прервать, и оторваться от этого мужчины тоже никаких сил нет – даже на секунду… Пусть лучше портретная Ксения посмотрит на нее и усмехнется одобрительно, словно говоря – ну наконец-то… Сколько же можно, в самом деле, заниматься всякими глупостями – вот она, твоя любовь, возьми, наслаждайся ею, потому что она здесь самая главная, она творит с тобой чудеса, а все остальное – потом, потом!

Проснувшись влажным от августовского холодного тумана утром, она счастливо, всем телом, потянулась, долго смотрела, улыбаясь, на засыпанное рыжими кудрями самое красивое в мире мужское лицо на соседней подушке. Потом тихо встала, вышла голышом на сырой балкон, вобрала в себя вкусный терпкий воздух подступающей осени, сладко вздрогнула горячим ото сна телом. Как хорошо… На работу бы не опоздать! Сейчас она сварит крепкого кофе, отнесет в постель любимому мужчине, посидит с ним еще пять – нет, десять! – минут и бегом побежит продавать людям классическую литературу… Хотя почему – побежит? Нет, она спокойно пойдет, с достоинством. Вон как те, идущие внизу по терракотовым плитам тротуара женщины. Вышагивают себе, щебечут чего-то и не подозревают, какие счастливые… И она – счастливая! Она выгнала, выпустила наконец на свободу сидящую в ней столько времени Ксюшу Белкину…

А куда выгнала-то? Куда она отправилась, интересно? Ведь отправилась же куда-то…

Эй, вы, идущие внизу по терракотовым плитам тротуара счастливые женщины – бойтесь! Отныне Ксюша Белкина на свободе! Что? Вы ее не боитесь? А зря! Ее надо, надо бояться! Она коварна и опасна, знаете ли. Она может в любое время прийти к вам, переселиться в вас, начать в вас расти! В вас, в вашей дочке, внучке, пра-внучке, наконец! Бойтесь, бойтесь ее, женщины! То бишь ничего и никогда не бойтесь…

Прости меня, Анна

«Интересно, почему я с ней дружу? Сорок лет прошло с того первого школьного дня, когда нас посадили за одну парту, и сорок лет я с ней дружу! Может, потому, что никому другому такое испытание не под силу? Кто же захочет добровольно истязать себя, расшибаясь лбом о ее невыносимо железобетонный характер и болезненные амбиции? Разве что сотрудники ее довольно успешной фирмы – так они ж за это зарплату получают! И совсем не маленькую, между прочим! А я? Мне это зачем?! Нас даже и рядом поставить нельзя, мы абсолютные антиподы! Я – училка-словесница, маленькая полноватая блондинка с потрепанным жизнью лицом и скромной бюджетной зарплатой, в которую надо вместить еще и содержание двух отпрысков… С одного взгляда понятно, какая я есть! Грустная тетка-брошенка, раненная мужниным предательством, и рана еще свежа, и кровоточит… Разве можно меня с ней сравнить при всех моих жизненных обстоятельствах? Она ж такая… Такая яркая! Такая высокая! Такая брюнетка жгучая, что дальше и жечь некуда! Еще и ухоженная в лучших косметических салонах, и манеры успела новые прибрести, к образу бизнес-леди подходящие… Вполне, кстати, успешной леди, для которой победивший капитализм оказался лучше отца родного. Потому, наверное, и по жизни она идет Анной Сергеевной, а я – просто Анютой, или Нюточкой, как она меня называет последние сорок лет…»

Тарелка будто сама собой выпрыгнула из мокрых рук и разбилась вдребезги, заставив Анюту вздрогнуть. Мелкие осколки разлетелись по вытертому линолеуму, когда-то модному, как тогда говорили – «под паркет», а сейчас представляющему собой сплошное недоразумение. «На счастье! – тут же припомнилась ей известная примета, придуманная такой же плохорукой оптимисткой. – И пусть будет на счастье! На маленькое, на чуть-чуть, мне много и не надо…»

– Мам, ты чего хулиганишь? – тут же заглянула на кухню Дашка. – Предлагала же – давай сама посуду помою!

– Да ладно, сама… – махнула рукой в ее сторону Анюта. – Иди лучше, творческий беспорядок убери, а то в гостиной уже ступить некуда!

– Мам, ты представляешь, она опять приперлась! – возмущенно прошептала Дашка, делая большие глаза и кивая головой в сторону входной двери. – Сидит сейчас у Кирюшки в комнате… Там тихо так, не слышно ничего!