Из жизни олимпийских богов. Крониды

Вырвался пламень из них, как из мощного горна,

Тем признавалась Кронида могучая власть…

Обитатели подземелья

28

Часто бродил царь по брегу реки Ахерона,

Мысли его отличались во всём глубиной:

«Длинным быть должен путь смертных до царского трона,

Души умерших не будут встречаться со мной!

Мёртвых поток в мир теней увеличился вдвое,

Мой чернокрылый Танат утомлён от смертей,

Здесь сотрясаются своды от стона и воя —

Новых людей создавать стал титан Прометей!

29

Добрый племянник Гермес помогает Танату —

Души подлунного мира приводит сюда.

Не обратиться ли мне к венценосному брату,

Чтоб справедливых людей мне прислал для суда?

Души умерших пусть судят они полновластно

И разбирают подробно деянья людей!

Их заключение будет всегда беспристрастно,

И не минует божественной кары злодей!»

30

Царь, обойдя все владенья, взглянул на Харона:

«Издалека мощь потомка Эреба видна,

Жаль, не избавится он никогда от полона —

Волей судьбы стал слугою реки и челна…

Жизнь на земле для людей – превосходная школа,

Судит пристрастно о ней перевозчик с веслом

И не допустит на чёлн никого без обола —

Первым встречается здесь он с обманом и злом.

31

Если умершему в рот не вложили монету,

Значит, неправильно жил тот на вечной земле

Или напрасно бродил он по белому свету,

Был нелюбимым родными, подвергшись хуле.

Души таких не дождутся вниманья Харона —

Будут со стоном летать по прибрежным лугам,

И не достичь им владений великого Крона,

Нет им пути к Елисейским святым берегам!

32

А переплывшие в лодке потомка Эреба,

Будут подвергнуты в мире подземном суду.

Только невинной душе снова явится небо —

В чрево забросят её, как зерно в борозду».

Думая, царь углубился в глухие владенья,

Остановился на миг у Стигийских болот,

Шум нарастающий тотчас прервал рассужденья,

Знал повелитель, чей здесь находился оплот:

33

Из темноты появилась со сворой Геката,

Змеи и факелы были у девы в руках.

Гибелью путнику встреча с богиней чревата,

Псы уносили его, зажимая в клыках.

Дальше неслась за Трёхтелой свирепая стая

Чёрных, как смоль на поленьях, стигийских собак,

Только на милость богини ночной уповая,

Можно остаться живым – по-другому никак…

34

«Мир под Луной восхищён златовласой Кипридой,

Нет, говорят, на земле равной ей в красоте.

Но полагаю, никто несравним с титанидой,

Что показалась волшебной в густой темноте!

Дивно прекрасны три лика и тела богини,

И не узреть чаровницу никак со спины,

Выглядит дева на зависть самой Мнемосине —

Прелести эти её дочерям не даны…»

35

А во дворце ожидали правителя вести,

Мигом улыбка слетела у бога с лица,

Ждали его три богини проклятья и мести:

«В мир отпусти нас, там девы убили отца!»

Вспыхнули злом Алекто, Тисифона, Мегера,

Гнев – их удел, беспощадны они и страшны,

Двигала девами в правду и мщение вера,

Жаждою кары Эриннии были полны!

36

Тот, кто свершил в нарушенье законов деянье

И обагрил руки кровью друзей и родных,

Тот получает от «Гневных» всегда наказанье —

Кара бывает страшнее мучений иных!

Так привлекал царь на службу оккультные силы,

Чтобы дать катарсис душам до блеска камней:

«Смертных тела принимают огонь и могилы,

Только для «пси́хэ» «лекарства» нужны посильней…»

Данаиды

37

Утро ли было, иль солнце свернуло к закату,

Шёл по широким владеньям своим властелин,

Встретил Эринний, трёхтелую деву Гекату,

Кербер взглянул на царя чернью спелых маслин.

К псу подошёл он, погладил шерстистую спину,

И вопросил, чуть касаясь могучих телес:

«Что ты внимательно зришь на речную стремнину?»

Кербер ответил: «Душ много ведёт к нам Гермес!»

38

Царь обратился к посланцу Олимпа с вопросом:

«Где, Психопомп быстроногий, собрал столько душ?»

Слышалось в хоре вопящем и многоголосом:

«Был ненавистным для каждой навязанный муж!»

«Сами расскажут, Аид! Там нелёгкое дело!» —

Молвил Гермес, оставляя здесь призрачных дев.

И бестелесные взвыли уже оголтело,

Правила мира теней громким криком презрев:

39

«Смилуйся грозный Аид, нет за нами злодейства,

Мы выполняли суровый отцовский приказ!

Пусть и ответит родитель за все лиходейства,

В коих теперь обвинили неправедно нас!»

«Так расскажите немедля, прекрасные тени,

Что сотворили такого на дивной земле?

Как вы причастны к кончине людей иль измене? —

Кровь проступает у каждой на дивном челе!

40

Алою жидкостью залиты нежные длани,

Зрю я: у каждой был спрятан в одежды кинжал!

Пусть и колеблются ваши виденья в тумане,

Ясно одно: вы в живое вонзали металл!»

Кербер суровый на дев зарычал недовольно,

Чуя неправду сестёр бестелесных нутром:

«Может быть, речь у меня, властелин, и крамольна,

Только отмечены тени преступным тавром…»

41

«Тёмный Властитель, услышь наш рассказ покаянный:

Нас родилось у правителя ровно полста.

Верил родитель, гордыней своей обуянный,

Царство его укрепит дочерей красота…»

«Не говорите, девицы, об этом все сразу!

Пусть мне правдиво поведает кто-то одна!

Буду внимателен я к небольшому рассказу,

Если останется дева предельна честна!»

42

«Всё откровенно поведай царю, Клеодора!» —

Крикнула громко одна из рыдающих из дев.

«Пусть говорит обо всём без девичьего вздора!» —

Вымолвил грозный властитель, на камень присев.

И потекла ручейком речь души бестелесной,