Избери пути ее

Это произошло почти год назад – летним вечером, когда весь мир утихал и готовился ко сну. «Объята сумраком тумана, природа спит мертвенным сном… И тишина лежит повсюду…» И тогда самолет, с ревом и грохотом, разорвал покой тихого вечера. В небе, еще залитом лучами солнца, самолет казался сверкающим крестиком из фольги. Вопреки своей привычке Фелисити подняла голову и посмотрела вверх. Она попыталась игнорировать и шум, и собственную предвзятость, ибо самолет обладал несомненной красотой – красотой серебряного мотылька. Она смотрела, как он делает поворот, как закат отражается на нижней плоскости крыльев. Потом серебро внезапно сменилось вспышкой ярко-красного огня, и серебряного мотылька не стало. Куски сверкающей фольги разлетались в стороны и падали вниз. За самым большим фрагментом тянулся черный дым, как траурный плюмаж.

Страшный грохот оглушил Фелисити.

Обломки, падая, вращались и сверкали в небе. Одни падали быстрее, другие медленнее. Самый большой, казалось, летел прямо на нее. Возможно, Фелисити закричала. Она бросилась на землю, обхватив голову руками, желая погрузиться в землю, утонуть в ней. После бесконечных секунд ожидания серебряный фюзеляж обрушился с небес, а Фелисити – и мир вокруг нее – замерли. Земля под ней дрогнула, потом раздался грохот – и визг рвущегося металла.

Фелисити подняла голову, закусив кисть руки. Она увидела смятое серебристое тело в сотне футов от себя – и в этот момент изуродованный фюзеляж расцвел лепестками пламени.

Неподалеку упал еще один фрагмент самолета.

Она снова вжалась в землю.

Внутри фюзеляжа что-то взорвалось. Куски металла летали над ней, как фазаны, шлепаясь на землю там и сям.

В конце концов она рискнула снова поднять голову. Погибший самолет превратился в конус пламени, над которым вился черный дым. Она не осмеливалась встать, опасаясь, что взорвется еще что-нибудь и ее иссечет рваными обломками металла.

Она так и лежала, вжимаясь в землю и плача, когда ее обнаружили спасательные группы.

Шок, сказали они, шок и страх. Они оказали ей первую помощь и отправили домой.

Она оплакивала разрушения, огонь и дым, грохот и переполох, людей, погибших в катастрофе, бессмысленность и глупость мира, который делает эти вещи и будет продолжать делать их, пока две субкритические массы не сольются в одну критическую – в последний раз.

На несколько дней ей был предписан постельный режим. Расслабиться и отдыхать. Но расслабиться было сложно, ведь все увиденное снова и снова прокручивалось в ее памяти.

– О Господи, – молилась она, – почему Ты не остановишь их? Ведь это не их мир, где им позволено делать все, что угодно. Это Твой мир и мой – мир сердца, который они уничтожают миром своего ума. Прошу, Господи, пока еще не поздно – ведь Ты обратил в прах Вавилонскую башню, уничтожив самоуверенность ее строителей, так сделай это снова, пока еще не поздно!

Фелисити вспомнила эту молитву, сидя в классе и глядя на прекрасный цветок.

Место, где разбился самолет, обнесли изгородью из колючей проволоки и выставили часовых, чтобы воспрепятствовать проникновению.

А внутри запретной зоны люди в защитных костюмах рыскали, что-то разнюхивали, вслушивались, смотрели на экраны своих счетчиков.

Ходили слухи, что все дело в кобальте. Фелисити не могла этого понять. Но они искали не кобальт, которым художники пишут небо; ученые, похоже, могут даже из прекрасной синевы моря сотворить нечто смертоносное.

Хотя и не вполне. И необязательно смертоносное. Мисс Симпсон, которая преподавала в их школе естественные науки, объяснила ей это.

Самолет перевозил радиоактивный кобальт для госпиталя, расположенного где-то на Ближнем Востоке. Во время удара фюзеляжа о землю или в момент первого взрыва свинцовый ящик, в котором кобальт не был опасен, треснул или разорвался. Это очень опасный объект, и его необходимо найти.

– Опасный? Насколько? – допытывалась Фелисити.

И мисс Симпсон рассказала ей о влиянии гамма-лучей на живую материю.

Прошло несколько недель, прежде чем поисковиков удовлетворили результаты их работы, и тогда они уехали. Изгородь же осталась, хотя ее теперь никто не охранял. Может быть, ее оставили как знак того, что распахивать землю на этом участке пока нельзя. Земле дали возможность рожать то, что она сама хотела родить.

И вот из грохота, разрушения, огня, убийственной радиации вырос прекрасный цветок.

Фелисити долгое время смотрела на него, сидя в умолкшей комнате. Потом подняла глаза и обвела взглядом ряды парт, за которыми она недавно видела сияющие мордашки своих учеников.

– Понятно, – сказала она, обращаясь к пустоте. – Я слаба. Мне недостает веры.

Ей очень не хотелось посещать место катастрофы в одиночку.

Она попросила Мариэль пойти вместе с ней в субботу и показать место, где росли эти цветы.