Изборник. Стихи 1968–2018

Дом в московском переулке —
Старый розовый забор,
Кофе, жареные булки,
И застольный разговор,
Вот хозяин – сноб, всезнайка —
Лысый череп, важный вид.
Вот прелестная хозяйка
Мне с улыбкой говорит,
Что какой-то их приятель
За границей побывал,
Что знакомый их – писатель
Снова повесть написал,
Что какой-то маг восточный
Моден стал с недавних пор
И что был (известно точно)
Импотентом Кьеркегор.
Странно в домике уютном.
Для чего мне здесь бывать?
Пить с хозяином надутым,
Апельсином заедать?
Но любезны почему-то
Души комнатные свеч,
Воздух милого уюта —
Серо-розовая вещь.
И я славлю тмин и булки,
Ведь за дверью глушь и тьма,
Кто-то бродит в переулке,
Метит крестиком дома.

1969–1972

Памяти Леонида Аронзона

Подпись железом,
          железом судьбы, облаков.
Выстрел в себя на охоте
          в день листопада промозглого,
ржавого, в кровоподтеках.
Слышишь: звенит в тумане
          в полдень охоты безлюбой.
Видишь: как пулей – ранен,
          падает лист бледногубый,
На бессмертную почву,
          в день судьбы,
          в день охоты смертельной.

1976

Последний хемингуист

Больше нет в Ленинграде хемингуистов.
Кто-то в Мексике, кто-то в Нью-Йорке.
А когда-то
В нашем городе, хмуром
          и чуждом фанфарам фиест,
Они шлялись по барам
          и дрались из-за невест.
Говорили о спорте,
          об айсбергах жизни и прозы.

Праздник жизни манил,

          солнце Мексики встало в зенит,
И ушел без возврата
          последний хемингуист.
В нашем городе скучном,
          где был он почти знаменит,
В нашем городе пасмурном
          кружится зябнущий лист
И летит в подворотню,
          где он напивался когда-то.

1979

Метафизик

Жил философ о двух головах,
Он работал простым кочегаром
На паровозах, и недаром
Оказался о двух головах.
Он раньше думал, что в огне
Начало всех начал,
И пламя бьется в глубине
Как жаркий интеграл
Событий, жизней и вещей,
Хозяйства доброго природы,
Ему причастны дни и годы
И разумение речей.
Но тот огонь – отец отцов,
Старел и меркнул год от года,
И вся летящая в лицо
По рельсам ясная природа
Вдруг стала скопищем слепцов:
Трава, деревья – все безглазы,
Все – богадельня, дом калек…
(Вот рока страшные проказы,
Ты их добыча – человек.)
Ушел на пенсию, покинул паровозы,
Стал подрабатывать в артели для слепых,
И бесполезны были слезы
Для глаз бездомных и пустых.
И причастились вдруг сомненью
Деревья, рельсы и поля,
И, словно страшная земля,
Небытие отверзлось зренью
Второй, духовной головы,
Очам ущербного сознанья,
О инвентарь существованья:
Феномен страждущей травы,
Феномен листьев, паровозы,
Огонь всемирный и живой —
Все стало ночью и землей.

1970

Обводный канал