Избранная. Будь нашей женой (СИ)

— Уехал, но обещал вернуться позднее, чтобы лично поприветствовать иномирянку. Он, как и остальные, не может поверить в наше совместное безумие. — Ладонь Алекса провела по одеялу и скользнула под него, мягко коснувшись моей ноги.

Массирующими движениями он прошелся по ступне. Думать стало тяжелее, кружевные поглаживания, легкие, почти невесомые, не способствовали трезвой голове. Алекс смотрел прямо мне в глаза, он вообще имел особенность не отворачиваться, колоть взглядом точно коллекционер, который пронизывает бабочку иголкой.

— Неужели он приехал на пять минут? Глупость какая-то…

— Он приехал разведать обстановку. — Ладонь скользнула выше, подтянула низ сорочки к коленям, оказавшись на внутренней стороне бедра. — Самостоятельно, потому что перестал доверять своим доносчикам. Клянусь, одно только сожаление в глазах этого ублюдка, когда он увидел нас с Максимилианом, спокойно стоящих плечо к плечу, стоит многого. 

Не ошиблась. Алексу — как, наверное, и Максу — даже спустя восемь лет болезненно любое упоминание императора.

— Откуда ему известно, что меня отравили? — Я машинально шире развела ноги, хотя касания продолжали оставаться осторожными, ненавязчивыми, лишенными похоти.

Только вот пальцы Алекса приближались к точкам, что горели пламенем даже от взгляда, что уж говорить об умелых руках. 

— Его люди повсюду. Когда наши служанки ходят на рынок, то цепляются языком с какими-нибудь подружками, а те радостно доносят сведения императору. Он так боится свержения, что контролирует каждый наш шаг. Это при том, что мы заперты в поместье как цепные псы. Но теперь появилась ты, а значит, всё изменится.

Я как зачарованная наблюдала за тем, как Александр откидывает одеяло и касается губами моей лодыжки. Он подул на ступню, вызвал прилив щекотливых мурашек. Рука тем временем добралась до той самой области, одно касание к которой заставило меня стыдливо покраснеть. Алекс осыпал поцелуями каждый палец моей ноги, но взгляд его взял в плен моё лицо. Это распаляло только сильнее. Полная открытость, доступность перед мужчиной, который умеет брать свое.

Я едва удержала стон, когда его указательный палец проник внутрь, а большой бесстыдно кружил в самом центре моего напряжения.  

— Макс запретил мне напрягаться ближайшие несколько дней, — пробормотала я, выгибаясь.

Тело недвусмысленно намекало, что пора бы отпустить ситуацию. Поцелуи поднимались выше, следом за рукой, влажные касания оставляли горячие следы. Пальцы бесстыдно исследовали моё лоно, толкались глубже, заставляя открыться. Меня сильно трясло, и мысли окончательно перепутались.

— Так не напрягайся, — ухмыльнулся Алекс. — Расслабься, Екатерина. Максимилиану мы ничего не скажем, — добавил он, слизав языком капельку моей влаги.

Глава 12

— На прощание император пообещал прислать своего лекаря, — невесело заявил Макс за ужином. — Вы же понимаете, чем это грозит?

Все важные темы обсуждались в столовой. Как-то так вышло, что втроем мы могли пересечься только здесь, а поэтому я уже привыкла, что едой дело не ограничивается. Чаще всего к пирогам авторства Венеры примешивается какая-нибудь дрянь типа нехватки денег или презрения аристократов.

— А чем это грозит? — Я поправила криво зашнурованное платье.

Собиралась впопыхах, понимая, что ещё немного, и мы пропустим ужин. Алекс, напротив, одевался медленно, долго застегивал пуговицы, никуда особо не спеша. Издевался, что ли? Испытывал терпение?

Почему-то его сокровенные ласки теперь казались мне даже более запретными, чем раньше. Потому что между нами троими что-то происходило. Но сегодня мы будто вычеркнули Макса, скрыли от него значительный кусок отношений.

Или так и должно быть?

Живут же некоторые люди втроем. Я помню, как в школьные годы читала про известного поэта, который поселился с любимой женщиной и её мужем. Уже тогда мне это казалось чем-то невероятным, за гранью фантастики. Я не понимала, как можно добровольно вступить в подобные отношения.

Теперь — поняла.

Как близость происходила в их семьях?

По графику, как недавно язвил Александр? Или спонтанно? Разрешено ли спать вдвоем, не оповещая третьего? Где заканчиваются нормы допустимого и начинается аморальщина?

— Императорскому лекарю понадобится примерно полминуты, чтобы понять, что ты цела и невредима, — объяснил Макс, зарывшись пальцами в волосах; он всегда так делал, когда сильно волновался. — Наша легенда будет разрушена.

— И что? — лениво спросил Александр. — Екатерина очнулась как раз в тот момент, когда в поместье приехал лекарь. Случилось чудо.

Сейчас, рассматривая его исподтишка, я отмечала, что в обычно выглаженном образе, в котором нет даже мельчайшей оплошности, затесались некоторые изъяны: растрепанные волосы, расстегнутая пуговица рубашки. Мелочи, но такие приятные сердцу, ведь принадлежали они нам. Двоим.

— Любой идиот раскроет такой нелепый обман.