Я попыталась узнать о предстоящем нам у девушек и евнухов, что усердствовали над моим лицом, телом и волосами, но те в ответ только цокали и качали головой, словно не понимают человеческую речь и просили повернуться то одним, то другим боком.
Вскоре я перестала пытаться добиться от банщиц внятного ответа, отдаваясь их умелым действиям. Меня снова мыли, растирали мягкими щетками, обмазывали красной глиной, массировали, смывали, опять мыли, растирали ароматными маслами… Я потеряла счет процедурам, и, наконец, заснула на одной из мягких кушеток, куда меня положили, и несколько девушек занялись ногтями на руках и ногах.
Я пришла в себя от тихих стонов и причмокивания. Я увидела, что лежу на низком ложе, закутанная в мягкую простыню, в небольшой комнате. Рядом находится Джитана.
Не в силах сдержать стонов от удовольствия, девушка поглощает спелые дольки ароматных фруктов, что лежат на серебряных подносах на низком столике перед нами. Ароматное манго, нарезанная дольками дыня, папайя, апельсины, абрикосы и какие-то зеленоватые плоды. Кроме фруктов, на овальном блюде несколько видов пирожных с орехами, изюмом и миндалем, а также целая горка лепешек. В нескольких чашах жидкий янтарный мед и йогурт. В кувшинах — освежающий щербет, а над пузатым кофейником поднимается пар и в воздухе разносятся волны ароматного кофе.
— Проснулась, — мыча от удовольствия, проговорила Джитана, облизывая пальцы.
От вида и запахов съестного желудок заурчал, рот наполнился слюной.
Я быстро поднялась и подхватила с подноса половинку чищеного апельсина.
— Это, конечно, не дома, но учитывая, что нам приходилось есть во время путешествия, вполне сносно, мыча от удовольствия, проговорила Джитана. Свернув лепешку, она обмакнула ее в йогурт, положила маленькой ложечкой мед и, отправив все это в рот, довольно причмокнула.
— У тебя усы от йогурта, — сообщила я Джитане, и сама принялась за еду.
Когда первый голод был утолен, я налила себе кофе в крохотную чашечку, и, отхлебнув ароматный напиток, откинулась на подушки.
— Они хорошо постарались, — заметила я Джитане, осматривая ее. — Ни следа на коже…
— Местные банщицы знают толк, — хмыкнув, отметила Джитана и тоже налила себе кофе. — Когда хотят угодить богатому газдэ.
Я нахмурилась.
— Ты слышала? — спросила я. — Эта Атана говорила о том, что нас надлежит привести в порядок к вечеру.
— Должно быть, провалилась в сон, — озадаченно хмуря лоб, ответила светловолосая пери.
— Неужели, — прошептала я. — Неужели этим вечером… Я надеялась, Мулей даст нам отдохнуть с дороги.
Джитана хмыкнула.
— Мулей ненавидит нас, — сказала она. — Он лишился большей части дохода из-за того, что мы устроили побег. Он получит хорошие деньги за пряности и ткани, что привез в Аос, но он жаден. Жаден до дрожи. Кроме того, он лишился охранных кошек и половины стражников. Не надейся, что он будет добр к нам, Рахаат.
По спине пробежал холодок.
Есть расхотелось. К сердцу подступила тревога.
Вскоре пришли служанки с евнухами, унесли остатки еды и принесли одежду.
Нам помогли облачиться в длинные, чуть не до земли, рубахи из тонкой ткани, с разрезами по бокам, под которые полагались мягкие шальвары. Сверху мы надели жилеты, щедро расшитые золотой и серебряной нитью, и пояса с кистями. Волосы заплели в косы.
— Не понимаю, зачем так стараться, если сверху нас все равно закутают в эти отвратительный яшмаки, — проворчала Джитана.
Служанки тут же заявили, что так полагается, закутали в яшмаки нас и надели такие же, только из более грубой ткани, сами.
У ворот нас ждала та же стража, но повозка была новая. Маленькая, с двумя сиденьями, запряженная двумя странными лошадьми.
Джитана пояснила, что это мулы, когда мы уселись, а стража, которая пошла радом пешком, задернула полог.
— Лошадям не выжить в пустыне, — сказала Джитана. — Здесь либо верблюды. Либо мулы, они хорошо переносят жару, а копыта не утопают в песке во время длительных переходов.
Дом Мулея оказался небольшим, в три этажа, но довольно богатым по человеческим меркам.
Здесь и там была разноцветная плитка, золотая отделка, лепнина. Окна украшали изразцы.
Нас встретила пожилая темнокожая женщина в платке и проводила вместе с евнухами и служанками в левое крыло дома. Комната нам досталась с Джитаной одна на двоих, маленькая, но светлая. Что касается наших служанок, Аши и Каты, которых я постоянно путала, им и вовсе выделили каморку с крохотным окошком и одной кроватью на двоих. Но девушки, похоже, были рады и этому.
Стоило нам освободиться от яшмаков и выпить по стакану воды, явилась служанка и сказала, что газдэ Мулей желает видеть нас.
Вместе с нами вслед за служанкой пошли и девушки с евнухами.
По дороге Джитана рассказала мне в чем отличие евнухов от мужчин и я, не сдержав крика. Оглянулась на несчастных. Оба улыбнулись мне белыми зубами. Тот, что приставлен к Джитане, пожал плечами, мол, обычное дело, а «мой» вкратце поведал историю о том, что оказался единственным выжившим из трех мальчиков, которых семья продала работорговцам.