— Мне было три года, госпожа, — сказал он. — Я ничего не помню и не знаю другой жизни. Ты — мой шанс высоко взлететь, госпожа. Я уверен, что вы обе станете любимицами хана, особенно ты, госпожа. По красоте вы равны друг другу, но женщины со светлой кожей и светлыми волосами есть и у людей. А со своей коралловой кожей и рубиновым цветом волос ты станешь любимым драгоценным камнем, что украсит трон нашего повелителя.
Я поджала губы, и, не ответив, отвернулась. Перспектива принадлежать человеку не радовала меня, но если не хочу войны между мирами, которая закончится заключением тэнгериев в бездну, я должна смириться. Вот только мысли одно — а пощипывающие глаза, сбивающееся дыхание, ледяная лапа, сжимающая горло — совсем другое!
В ожидании нас Мулей развалился на низком ложе. По бокам торговца разлеглись юные человеческие девушки, с темными косами, украшенными жемчужными нитями и узкими, миндалевидными глазами. Скуластые, смуглые, их сочли бы хорошенькими даже среди пери. Обе девушки обнажены, не считать же одеждой расшитые жемчугом пояса и такие же ошейники на изящных шейках. Одна из них кормила торговца виноградом из своих рук, когда мы вошли.
Кроме девушек, по углам комнаты стояли темнокожие стражники. Каким-то чутьем я уловила, что и они — евнухи. Мужчины, которым нет дела до плотских утех.
Завидев нас, Мулей жестом приказал девушкам уйти. На прощание похлопал по ягодицам одну из них.
Девушки тут же встали, и, смиренно поклонившись, удалились.
По лицу Мулея было видно, что девушки хорошо его ублажили, он явно подготовился, прежде, чем позвать за нами.
Встав со своего места, Мулей обошел вокруг каждой из нас и одобрительно покивал, почмокал губами.
— Атана знает свое дело, — сухо сказал он и снова лег на низкую софу.
Взяв в руку кальянный мундштук, торговец втянул в себя и выдохнул клубы ароматного дыма.
Если не знать о том, что человек только что удовлетворил свою похоть, вид у него был задумчивый, и было в этом что-то тревожное, отчего у меня задрожали колени и глухо заколотилось сердце. Но я стояла с непроницаемым видом, не показывая своего волнения, ожидая, что скажет торговец, который, как мы обе знали, умеет быть очень жестоким.
Наконец Мулей заговорил.
— Надо сказать, когда вас отмыли, пери, ваша красота превысила самые смелые мои ожидания. Что ж. Попробуем извлечь из этого максимум выгоды.
Я не ответила на такое унизите заявление и заметила, как глаза Джитаны полыхнули гневным огнем.
— Видят Семеро, вы достойны гарема самого хана, — продолжил рассуждать вслух Мулей, словно нас не было в комнате. — И моя задача, чтобы завтра на торгах почтенный Абу Амин, главный евнух гарема повелителя, узрел вашу красоту.
Какое-то время торговец молчал.
Один из евнухов, тот, что стоял позади Джитаны, с подобострастием сообщил, что на теле пери не осталось ни малейшего синяка, поэтому наверняка она получит самую высокую оценку главного евнуха самого хана.
— Нас выставят на торги обнаженными? — ахнула Джитана, а у меня перехватило дыхание.
Мулей посмотрел на девушку таким взглядом, словно увидел впервые, и та опустила ресницы.
— Вас выставят на торги обнаженными, — лениво процедил он, — Как полагается, покрытыми маслом и золотой пыльцой, отчего ваши тела будут представлены в самом выгодном свете.
— Нет! — вырвалось у меня и Мулей медленно перевел на меня взгляд.
— Что ты сказала, прекрасная Рахат?
— Я не дам продать себя обнаженной, на помосте, как скотину, — твердо сказала я.
— Вот как, — хмыкнул Мулей.
Он сделал незаметный знак евнуху за спиной Джитаны и тот схватил пери за толстую косу. Другой рукой евнух заломил Джитане руки.
— Ты думаешь, я забыл о твоей слабости, Рахат? — медленно процедил Мулей. — Думаешь, Мулей забыл, какое у тебя доброе сердце?
Он шевельнул пальцами и второй евнух присоединился к первому. Шепнув «прости, госпожа» он ударил Джитану кулаком в живот, отчего глаза девушки выпучились. Она сложилась бы пополам, если бы другой евнух не держал ее за руки и за волосы.
За первым ударом последовал второй, Джитана вскрикнула, по лицу девушки потекли слезы.
— Нет! — закричала я, рванувшись к ней, но евнухи, что были в комнате по приказу Мулея схватили меня за руки и держали крепко.
Мулей сделал евнухам знак прекратить. Джитана тяжело дышала.
Торговец смерил меня взглядом.
Дрожа от гнева и жалости к Джитане, я выдохнула:
— Я сделаю все, что ты скажешь, торговец.
— Ну вот и славно, — сказал Мулей и в тот же момент и меня и Джитану отпустили. Светловолосая пери осела на пол. Я бросилась к ней, помогая встать.
— Я мог бы опоить тебя сладкой пыльцой, прекрасная Рахаат, — сказал Мулей. — Но ты должна быть веселой. А что ты скажешь, Джитана? — спросил он пери. — Ты будешь послушной завтра?
Меня оттянули от Джитаны. Один из евнухов заломил руки, второй приготовился бить.
— Не надо! — крикнула Джитана. — Не трогайте ее! Я сделаю все, что ты скажешь, Мулей.
Меня отпустили.
— Отлично, — протянул Мулей. — Значит, мы договорились. Завтра вы будете вести себя, как и положено хорошим рабыням. Но я хочу подстраховаться.