Вошла мама вместе с бабкой Мерджанкой. Увидя мои слезы, она испугалась и обняла меня. От этого я расстроился еще больше и так заревел, что даже пустил слюни. От стыда затих и только успел сказать:
— Я его проучу!
— Так, правильно! — вмешалась бабка Мерджанка. — Мальчик прав! Тот капризник, слова ему не скажи. Что он всюду таскается за братом? Куда Милко, туда и он. Ну где ему равняться с большими? — Она гладила мои выгоревшие на ветру волосы. — Я знаю, он мальчик добрый. Не плачь, Милко!
Я глядел на нее с любовью и благодарностью. В сущности, кто она мне? Совсем чужая. Обыкновенная соседка, такая же, как и другие наши соседи, но я любил ее за доброту, за ее улыбки, постоянную веселость и живость. Я часами слушал ее рассказы о турках и о том, как появились казаки, как вошли в село, все на белых конях, в высоких шапках, с длинными пиками. А потом какие времена настали! Начали ругать русских, говорить против России. Ее старику дали пятнадцать левов пенсии — едва хватит на табак. А то, что он воевал за Болгарию, остался калекой, это не в счет…
Отец вышел. Он спал в гостиной один.
Буря миновала. Я приступил к своим повседневным обязанностям — носить воду из колодца. Наполнил все котлы, кувшины, ведра, кастрюли — собирались купать Асенчо. Потом, пока мать и бабка Мерджанка разговаривали, я, проходя мимо Владко, сильно щипнул его за руку. Он вскрикнул и расплакался, а я, пользуясь суматохой, скрылся в тени сада.
Мне так нравилось быть одному! Лежа в траве навзничь, я следил, как последние солнечные лучи освещают кусты роз. Сквозь ветви просвечивает синее небо, и на нем висят неподвижные белые облачка. Я лежу и мечтаю, будто бы уже стал большим, как Христоско Мерджанов, будто учусь в городе, одинокий и свободный, и могу делать все, что хочу.
В полусне я вздрогнул от далеких выстрелов.
Открываю глаза, прислушиваюсь.
Стрельба не прекращается. Откуда она идет?
Выстрелы в селе не редки. Сельский сторож Рустем стреляет по конокрадам или ночным бродягам, которые опустошают виноградники и бахчи.
Выстрелы участились, сперва далекие, неясные, приглушенные в ночной тишине, потом все более близкие и настойчивые. Они шли с нижнего конца села и приближались к нам. И так же, как барабан во время рамазана, казалось, гремит у самых наших окон, так и теперь — как будто стрельба шла во дворе и пули летали над крышей.
Дверь в гостиную отворилась, и вошел отец. В темноте его огромная фигура словно заполнила всю комнату. Он остановился у окна и прислушался.
— Что это? — вскочил я.
— Странно… — пробормотал он. — Не эта ли негодяи…
В окно заглядывали ветви деревьев, а за ними была полная тьма. Выстрелы продолжались.
— Дикая вещь… — лениво сказал отец и вернулся к себе.
Немного спустя хлопнула дверь — он вышел во двор. Стук его шагов по дорожке постепенно затих. Мать, измученная дневными хлопотами, спала глубоким сном. Я лежал, объятый страхом.
Беспорядочные выстрелы раздавались то в одном, то в другом конце села. Как будто каждый стрелял у своего дома.
Кто эти «негодяи», о которых говорил отец?
Он быстро вернулся и вошел в свою комнату.
Стрельба затихла и скоро прекратилась совсем. В моем воображении мелькали образы убитых людей. Я вспомнил берданку дяди Марина и его слова: «Пускай приходят…»
Мои мысли приняли другое направление, и я заснул.
Разбудил меня громкий стук в дверь. Я вскочил и побежал к отцу.
— Что там опять? — раздосадованно сказал он.
На дворе перед террасой стояли несколько человек с ружьями и среди них дядя Йонко, который вчера ходил с баклагой.
На пороге показался закутанный в одеяло отец и шутливо спросил Йонко:
— Что случилось, друг? Зачем это оружие?
Черные, как угли, глаза Йонко расширились, и он с усмешкой сказал:
— Ты извини за беспокойство, учитель… Мы ищем Марина Колева… Есть приказ арестовать его…
— Да ну? За что?
— Ночью, знаешь, его люди стреляли, ранили одного нашего парня. Был большой шум.
— Пусть так, но я-то какое имею отношение… — закашлял отец и сбросил с плеч одеяло.
— Дома его нет. Скрылся старый волк.
— Да! Человек опытный… — засмеялся отец.
— Ведь этот дом его? — спросил Йонко. — Мы рассудили, не здесь ли он спрятался.
— Ну, что ты говоришь… Ничего подобного, — сказал отец. — Можете проверить.
— Ты извини… — повторил дядя Йонко. — Понимаешь, для очистки совести. Эти бандиты с властью легко не расстаются. В Избеглии убиты два человека. В Конуше тоже…
Они обошли дом, заглянули в пустые комнаты, в чулан.
— Вот так, учитель, — промолвил дядя Йонко, выходя во двор, — пока над нами властвует немецкий князь, мира у нас не будет. Ведь он только о своей неметчине и думает.
Шестая глава
Трое убитых, семь раненых
Сентябрь во Фракии самый жаркий месяц.
В тот памятный день восходящее солнце сразу показало всю свою могучую силу. Оно словно вылезло из огромной печи и залило красной лавой поля, дороги, гумна, бахчи.