Избранная проза

Видит бог, я уже тогда пытался внедрить в свое подсознание те характерные детали, которыми хотел воспользоваться впоследствии. Так я догадался о причинах загадочного движения ветвей, то вверх, то вниз, только представив себе, что движение это подчинено некой системе. Кто-то пользовался деревьями заповедника как прикрытием, чтобы после долгого сидения в засаде молниеносными прыжками перебраться в другое место. Дальнейшее выяснялось со все возрастающей определенностью. Несомненно, приближался человек. Ни один зверь не может так методически демонстрировать свой страх.

Вы уже, верно, догадались, куда я клоню. И с презрением отвернулись. Не может же это быть правдой! Такой вот случай! Сидит Крамбах на вышке и ломает голову, как бы ему подобраться наконец к предмету всех его усилий, и вдруг — нате вам! — не успел он еще даже ухватиться за кончик какой-нибудь идеи, как мальчик уже появляется собственной персоной, да еще огромными скачками! Совсем как в плохом театре!

Я согласен и с этим. Ни о чем другом я в те минуты не думал. И я позабыл, что у жизни есть собственная теория вероятности! К тому же я не знал, что такая явная как будто бы случайность на самом деле была результатом цепи давно начавшихся и вполне закономерных событий. Понго в бегах! Тут ли, там ли, теперь или потом, но где же тут случайность? И кто посмеет назвать невероятным то, что предпринял беглец, когда именно в невероятности этого и был заложен его единственный шанс?

И вот опять: последние перед поляной верхушки сосенок остаются недвижными дольше, чем другие. Затем последовал прыжок на незащищенную территорию. Два, три огромных скачка к подножию вышки. Понго поставил одну ногу в большой сандалии на первую перекладину и еще раз оглянулся на все три стороны. При этом двигалась только его голова. Когда он уже собрался поставить другую ногу на вторую перекладину стремянки, я окликнул его.

А я еще недавно разглагольствовал о каких-то там достижениях! Где бы мне просто научиться взять верный тон или молча подождать, пока свершится неизбежное? Как часто по ночам, укоряя себя, я задавался этим вопросом. И в снах, в которых, как ни странно, все еще выглядит довольно уютно, я вижу свою руку, протянутую к Понго. И этой рукой я подтягиваю его к себе. Мы стоим над преследователями, по ту сторону страха. Нас двое, что, по логике человеческих отношений, значит больше, чем один плюс один.

Если бы мне удался хоть один шаг в этом направлении, все могло бы быть иначе. Но я выбрал другое направление. И цели, которые я преследовал, придали фальшивое звучание моему оклику, и он для Понго стал только новым сигналом к бегству. На долю секунды я увидел его обращенные кверху расширенные страхом глаза. И тут же он соскочил с лестницы и, закрыв лицо кулаками, ринулся в чащу.

Но я успел еще увидеть, как его движения опять стали осмысленными, более того целенаправленными. Может, я должен был испытать удовлетворение оттого, что по мере удаления ему удавалось все лучше заметать свои следы? Шанс был упущен. Мне пришлось довольствоваться тем, что я сумел приметить место, где в последний раз шевельнулась ветка. Оттуда я провел мысленную линию до деревни. Линия эта упиралась в дом, который я на всякий случай запомнил. Тогда я еще не знал, что все это тщетно.

Напротив: я ждал Гундель с удовольствием человека, которому в последний момент вдруг улыбнулась удача. В конце концов, именно я последним видел мальчишку.

Она пришла вовремя. Я стоял на вершине совсем пологого холма. Отсюда я мог наблюдать за ее приближением. К сожалению, в этот день она была в джинсах. Но все равно ее движения были удивительно свободными. Вот она подъехала, спрыгнула с седла. Она стояла, держа велосипед между ног, и слушала меня. Я почувствовал необходимость несколько драматизировать мою встречу с Понго. О, какие у него были глаза! И до чего же он проворен и насторожен! А тут еще говорят, что мальчишка чуть ли не дефективный!

— Это от испуга, — прервала мою вдохновенную речь Гундель. Она опять села на велосипед, я хотел схватиться за седло, но она укатила от меня. Велосипед легко двигался к деревне, и не было ни малейшего шанса его догнать. И все-таки я припустился бежать. Когда я последний раз так бегал, когда в последний раз испытывал такое удовлетворение от физической усталости? Эта девушка сумела раскрыть во мне такие резервы, о которых я даже не подозревал.

Гундель завела велосипед под крышу сарая, дверь которого была на замке. Она с надеждой взглянула на меня. Я указал ей туда, где, по моим расчетам, стоял дом, который приметил с вышки. Конечно, я его не нашел. Вблизи запустение скрыло почти все ориентиры. Наконец я попытался описать ей щипец, каким я увидел его с вышки.

— Довольно острая крыша. Два узких окошка. Дом из силикатного кирпича. Впечатление такое, что его еще и не штукатурили…