Раз, два, три. Во время поры точи топоры. Снова моя взяла. Ханно расхотел играть в кости. Он вытянулся на настиле засидки и стал рассматривать деревню. Крыша его дома возвышается над остальными, как скала. Наша пригнулась к забору. У нас семеро, сказал Ханно. У нас одиннадцать, сказал я. Одиннадцать больше семи, сверх бери сколько хочешь. Да где же они размещаются, спросил Ханно. Я знал, что ответить. Бабушка говорила об этом с соседкой, когда поутру заправляла мне рубашку в брюки. Получалось, что беженка жила в пристройке, украинец на сеновале, остальные на кухне. Все девять, спросил Ханно (как и соседка). А им хоть кол на голове теши, отвечала бабушка (и я тоже), их и водой не разольешь. Вот что значит не настоящие немцы, сказала соседка. Наши соотечественники, сказала бабушка и сказал я. Напоследок мне пришло в голову еще кое-что, о чем я и не догадывался. Из Валахии. Откуда я это взял? Наверное, от дедушки, каких только пословиц он не знал. Дни, словно отруби, исчезают вечером в мешке. Облака в феврале, весь год дождь по земле. Силезцы да валахи, сплошь смехи да ахи. Не больно хорошо было, видать, в тех краях, потому что, когда румын предал нас и перешел на сторону врага, они перебрались оттуда в район Яура. Уже прошлой осенью. А теперь, когда русские переправились через Одер, приехали на крытой повозке вместе с их силезской хозяйкой в нашу деревню. Мы ведь тоже силезцы. Правда, не настоящие. Старушки Ешке и Яниц шушукаются между собой по-вендски. А это как раз не разрешается. Дедушка родился в Саксонии. Если он захочет, то может говорить как по писаному. Словно дождевой червяк ползет. Нахохочешься. Только последнее время ему расхотелось. Его не разберешь. Он как Ханно.
Давай подкрадемся, сказал я. А что, давай, сказал Ханно. Мы слезли с дерева и стали пробивать сапогами ямки в снежном насте на лугу. Матовый лед мельничного ручья не давал нам развернуться. Трещины с хрустом разбегались во все стороны. Но наш боевой дух несокрушим. Врагу нас не сломить. За старой прачечной я пригнул Ханно к земле. Тише ты, там кто-то шевелится. Да это кошка, сказал Ханно. Какая кошка, сказал я. Прикрой меня огнем. Я броском добрался до стены дома и проскользнул к окну. День угасал. Внутри зажгли свет. Занавески на окне со стороны пруда плотно не задергивались. Стекло запотело. Я увидел размытый желтый цвет в размытом розовом. Женщина в комбинации. Я упал ничком и махнул рукой Ханно. Давай ко мне. Ханно все-таки не допрыгнул. Прежде чем он успел заглянуть в щелочку, свет внутри погас. Я мог поклясться, что женщина еще в комнате. Может быть, голая. Но из темноты ей видно все, что делается снаружи. Я потащил Ханно прочь, обнял его за плечи и пошел с ним через сад. Все в порядке. Друзья беседуют. Ты видел, спросил я. Кого, спросил Ханно. Гату, сказал я, это точно была Гата. Какая Гата, спросил Ханно.