Избранная проза

     К вечеру, подыскав себе изголовье из трав, мы достали дорожные тушечницы, устроились под лампой и, вспоминая пейзажи, которые днем показались нам достойными внимания, восстанавливая в памяти строфы, случайно сорвавшиеся с губ, принялись, полузакрыв глаза, бить себя по головам и издавать такие тяжкие стоны, что монах, очевидно вообразив, что мы удручены мыслями о превратной участи странника, вознамерился нас утешить. Он стал рассказывать о местах, куда ходил паломником в молодые годы, о нескончаемых благодеяниях и чудесных милостях Будды Амиды, о разных, по его мнению, диковинных случаях из своей жизни... Его бесконечные рассказы мешали нам, не позволяя отдаться своим изящным занятиям, и ни одной строки создано не было. Однако, в комнату сквозь щель в стене проникал, просачиваясь меж ветвями деревьев, лунный свет, которым ранее мы, увлеченные сочинительством, пренебрегаЛИ, издалека доносились звуки трещоток и перекликающиеся голоса оленей. Воистину все, что сеть печального и прекрасного в осени, было сосредоточено в этом месте. «Не почтить ли нам луну, отведав вина?» - сказал я, и нам подали чашечки для сакэ. Они были лаковые, чуть крупнее обычных и украшены весьма посредственным узором. Столичные жители скорее всего сказали бы, что они слишком грубы, и не притронулись бы к ним, но нам они показались неожиданно занятными, зеленоватые пиалы и чашечки из нефрита тоже были чрезвычайно уместны в такой глуши.

     Вдруг захотелось

     И ее расписать узорами

     Луна над гостиницей.

     Висячий мост.

     За него цепляются что было сил

     Плети плюща.

     Висячий мост

     Увидишь, и тут же вспомнится:

     «Передача коней»147

     Растаял туман.

     Висячий мост взору открылся

     До последней доски.

     Эцудзин

     Гора Обасутэ:

     Плачущая старуха

     Увидится вдруг, как живая.

     Вместе глядим на луну.

     Шестнадцатый день

     Луне, а мы еще здесь -

     Уезд Сарасина.

     О, Сарасина!

     Три ночи подряд гляжу на луну,

     На небе ни тучки.

     Эцудзин

     О, как хрупки!

     А роса с каждым мигом обильней

     Оминаэси148.

     Пронизывают насквозь

     Горечь тертой редьки порывы

     Осеннего ветра.

     Каштаны Косо.

     Для людей из зыбкого мира

     Лучший гостинец.

     Проводы, встречи,

     Расставанья, а в завершенье

     Осень Кисо.

     Дзэнкодзи:

     Лунный свет

     Четыре ученья, четыре теченья

     Единая суть.149

     Подхваченный ветром,

     Несется куда-то камень.

     Ураган над Асама.

     ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА

     Луна и солнце - лишь гости, что пройдут по сотням лет-веков150, сменяющие друг Друга годы - токе странники. Тот, кто, садясь в ладью, подчиняется воле волн, равно как и тот, кто встречает старость, держась за поводья, жизнь свою превращают в странствие, странствие становится их единственным прибежищем в мире. Да, многие славные мужи древности встретили смерть в пути. Вот и я, не помню с какого уж времени, был, подобно клочку облака, подхвачен ветром странствии, и, снедаемый желанием бродяжничать, долго скитался по морским побережьям, пока наконец прошлой осенью151 не смел старую паутину со стен своей полуразвалившейся хижины в верховьях реки152, однако едва год успел подойти к концу, как меня стало одолевать желание увидеть первую весеннюю дымку над заставой Сиракава153, казалось, некий бог-искуситель, овладев моей душой, поверг ее в безумие, казалось, бог-покровитель путников влек меня в путь, вещи валились из рук, и в конце концов я залатал прорехи на штанах, поменял шнурки на шляпе, прижег себе моксой точку «санри» под коленом154, и, помышляя лишь о луне над Мацусима, передал свое жилище другому человеку, а сам перебрался в хижину Сампу155.

     Бремя новых жильцов

     Пришло, стала лачуга моя

     Приютом для кукол.

     УХОДЯ, набросал на листке бумаги восемь «лицевых строф» и прикрепил его к столбу хижины.156

     Настал последний седьмой день третьей луны,157 тускло светится рассветное небо, луна еще видна, но сияние ее уже не такое яркое, вдали смутно вырисовывается вершина Фудзи, взглянув на которую, я невольно устремляюсь мыслями к вишням УЭНО и Яна-ка158 - право, когда же снова?.. - и сердце сжимается от безотчетной тоски. Мои близкие, собравшиеся еще с прошлого вечера, проводили меня до лодки. В местечке, название которому Сэндзю, поднялся я на борт, думы о предстоящем пути в три тысячи ри159 тяжестью легли на сердце, и, стоя на этом призрачном распутье, я проливал слезы.

     Расстаемся с весной.

     Плачут птицы, и даже у рыб

     Слезы из глаз160.

     Для этих строк я впервые открыл свою дорожную тушечницу, а ведь еще не было сделано и шага по лежащему передо мною пути. Люди стояли на берегу и смотрели мне вслед, пока лодка моя не исчезла вдали.