В последнем случае Мазай уже чудит всерьёз, как не может поступать человек богобоязливый, истинно верующий. Ведь поджидал Мазай нечистую силу:
Мы близко подошли к тому недоверию, которое вызывает сейчас имя Мазай. Почему этим именем, по замечанию Т. Долгополовой, не называют мальчиков. Как, допустим, именами Остап, Ипполит (дважды скомпрометированное имя: в «12 стульях» и в фильме «Ирония судьбы» Э. Рязанова). Вроде как персонажи с этими именами обаятельные, но настораживающие. Те, от которых неизвестно что можно ожидать. Бендер – непредсказуемый, хотя и обаятельный плут. А Ипполиты… Один вроде беспомощный тюфяк, но может внезапно зарезать, другой – правильный, положительный советский человек, который может внезапно принять душ в верхней одежде.
Непредсказуем и наш Мазай. Ведь он, вероятно, враль, как барон Мюнгаузен, скоморох, шут:
Недаром В. Головин отмечает своеобразный речитатив персонажа, который называет «раёшный стих», используемый специалистами (которые ценились и специально годами обучались) по загону дичи на охоте:
Тем самым, где-то и оправдывая чудаковатость Мазая: «В Порховском уезде Псковской губернии целая деревня поставляла умельцев по-особому «порскать», т. е. раешным стихом представлять хозяину информацию об условиях охоты, местоположении и качестве зверя». И поясняя опять-таки, с чего вдруг не в промысловый сезон Некрасова на охоте сопровождает именно такой человек.
По всему выходит, что дедушка Мазай – личность шумная, не всегда адекватная, потенциально опасная, непредсказуемая, способная в любой момент нарушить правила имеющейся игры. А если принять во внимание его попытки контакта с нечистой силой и – как вывод – отрицание её, сверхъестественного, даже, возможно, бога, – к такому типажу может быть только настороженное отношение. И даже сцена спасения зайцев такого отношения не меняет. Вначале он их, как написано в произведении, спасает от паводка, а следом тут же грозит при встрече подстрелить. Подстрелит или нет – тут ещё вопрос. Но такое нелогичное поведение насторожит кого угодно.
Таким образом, мы имеем классического персонажа, к которому подходит шукшинское определение «чудик». Более глубокое, не такое поверхностное. Ведь «чудик» Шукшина – фактически нравственное, совестливое и где-то интеллигентное существо, именно оно способно спасти (зайцев – допустим), защитить, пожертвовать своими интересами. Понимая это, но имея в виду характеристики Мазая, данные Некрасовым, мы можем позволить себе присвоить этому персонажу и более высокую категорию из этой серии – юродивый.
Юродивые на Руси – особые люди, высоко ценимые как среди обычного люда, так и среди знати. Им приписывалось «безошибочное нравственное чутьё народа». Особые известности в этом плане: последний приближенный к царям из юродивых, Григорий Распутин, и персонаж «Бориса Годунова» Николка с его знаменитым: «…вели их зарезать, как ты зарезал царевича Дмитрия».
Подходит ли наш Мазай под характеристики юродивого? Поведение алогичное, шумное, кичливое. Обладает талантами рассказчика, ведает байки, за которыми, если пристальней приглядеться (что мы и будем делать дальше), смысл весьма притчеобразный, иносказательный и даже с намёком на предсказание будущего. Не страшится нечистой силы, то бишь пресловутое: ни бога, ни чёрта. С людьми знатными, с автором-Некрасовым, к примеру, в обращении волен, не лебезит, не раболепствует. Ведёт свой род-отчёт странно, подобно персонажам сказок-небылиц, упомянутых В. Головиным («когда я родился, отца у меня не было, а деду было семь лет»):