Избранная публицистика 2009 – 2015 гг.

Получается, что без натяжки Мазая юродивым признать можно. И тогда перед нами уже не пустобрёх, враль навроде Мюнхгаузена, не скоморох без ярмарки, а личность куда более сложная и глубокая. Ведь юродивыми на Руси становились люди, пережившие некий надлом, срыв, увечье, не выдержавшие психологической нагрузки, выпавшего на их участь горя. Благодаря их мученичеству, именно их Господь наделил «прозрением», порой – правом говорить от его имени, порой – даром исцеления. За такие «чудеса» к «титулу» юродивого и прикреплялись эпитеты «блаженная Марфенька», «святой Митрофанушка». А вот умение видеть будущее – всегда пугало, ведь это невозможно было проверить именно и прямо сейчас. За несокрытое, в лоб – своё виденье – поплатились многие «юродивые», в том числе и Григорий Распутин, и граф Калиостро, объявленные шарлатанами и убитые. Однако юродивого могли и наградить. Например, поставить в его честь собор в центре столицы, как Василию Блаженному, предсказавшему Ивану Грозному взятие Казани, пожар новгородского кремля и раскрывшему кощунство – сокрытую адописную икону под ликом Божьей матери на Варваринских воротах. Также Василию Блаженному приписывается ряд высказываний на несколько веков вперёд, касаемых, в частности, периода правления Иосифа Сталина: «…За Ивашкой Грозным будет много царей, но один из них, богатырь с кошачьими усами, злодей и богохульник, наново укрепит русскую державу, хотя на пути к заветным синим морям поляжет треть народа русского, аки бревна под телеги…». Тем не менее, и Василия Блаженного однажды чуть не убила разъярённая толпа.

Видно потому большинство «юродивых», начиная с Нострадамуса, облекали свои прогнозы в иносказательность, выдавая за творческие произведения. А то и просто – за охотничьи байки.

А значит, нам предстоит выяснить, что за трагедию пережил наш Мазай, как она повлияла на его мироощущение? И что он предсказывал поэту Некрасову? Если, конечно, не предположить «юродство» самого поэта Некрасова, которой в такой своеобразной форме приписал свои прогнозы выдуманному литературному персонажу. Об этом мы порассуждаем дальше.

Мистицизм и религиозность

О Некрасове мы знаем, что он был – что называется – широких взглядов, как редактор журнала привечая и консервативных авторов, навроде Толстого и Тургенева, верующих в особую миссию России, так и западников и даже нигилистов, включая Добролюбова и Чернышевского. Знаменитая картина «Раскол в «Современнике» в точности характеризует взгляды самого Некрасова. Вернее – внешнее их отсутствие. Нам так и остаётся непонятным, какая политическая позиция была у автора «Мазая» и прочих знаменитых произведений. Некрасов пишет: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…» – тем самым сообщая, что гражданская позиция у него есть. Но вот какая? С одной стороны Николай Некрасов критикует крепостное право, переживает за народ, с другой – мы наблюдаем: винит и сам народ, не особо его любит.

Скорее всего, поэт сам пока не определился: верит ли он в особый русский путь либо на стороне западников. Эти размышления, эта трудность выбора, определение своей позиции – несомненно оказывают влияние и на его творчество. Вернее, мы наблюдаем, как, не имея чёткой гражданской позиции, автор делает свою литературную карьеру при помощи конъюнктурных тем. В 40–50-е годы 19 века модно критиковать наличие крепостного права, Некрасов – критикует. А после исчезновения проблемы в 1861 году автор растерян, «кормящая» его тема исчезла, крепостное право отменили. К чести автора стоит добавить, что он был не одинок. К тому времени «передовых взглядов» интеллигенция поголовно критиковала крепостное право, а после его отмены критиковала, что отменили его как-то не так. Это один из важных аспектов в нашем анализе, запомним его.

Как ни странно, при упоминании о Мазае многие сразу же начинают путаться, вспоминая Герасима и Муму. Не будем их за это винить, ведь по сути «Дедушка Мазай» – легкий троллинг Тургенева.

В 1844–1851 годах Некрасов охотно публикует в «Современнике» тургеневские «Записки охотника», «Хорь и Калиныч» из которых чуть ли не сразу становится хрестоматийным. Обращение к простому человеку, к крестьянину, крепостному как неотъемлемой части окружающей нас удивительной природы, олицетворение крестьян с природой, вживление в неё – особой подчерк Тургенева. И наш Мазай у Некрасова – человек внутри природы, сросшийся с ней, себя без неё не представляющий (даже бежит на охоту в непромысловый сезон, не боится леса). Едва ли не сказочный персонаж, озорник, навроде духа лесного: Пана, лешего, деда (!) Пихто. Однако Некрасов, как «певец реализма», вместе со своим персонажем не верит в нечистую силу:

«Лес не дорога: по птице, по зверю
Выпалить можно». – А леший? – «Не верю!».