Воины Птолемея мужественно прорубались через снега и льды, испытывали неимоверные трудности. Ситуация усложнялась тем, что Бесс распорядился опустошить населённые предгорья, чтобы лишить македонян продовольствия и фуража. А чтобы помешать переправе через широкую и полноводную реку Окс*, велел уничтожить в округе все лодки и паромы. Македонянам пришлось строить плоты, сооружать настилы поверх бурдюков с воздухом. На преодоление водной преграды ушло шесть дней, после чего в одном из поселений их ожидал… Бесс! Обнажённый, привязанный к дереву. Сельский староста сказал Птолемею:
— Наш подарок твоему царю. Возьми и уходи, а когда увидишь Александра, скажи: «Под небом Бактрии жить нелегко, но есть ещё люди, готовые отдать жизни за свою честь и свободу жить под этим небом». Так и передай!
Пленника привезли к Александру. С брезгливым люоопытством заглядывая в жёлтые бегающие глаза, спросил перса:
— Зачем ты так безжалостно поступил с Дарием, своим повелителем, благодетелем и родственником? Он тебе доверял, а ты предал его, связал верёвкой, как бродягу, трусливо убил и бросил.
На шее Бесса болтался металлический обруч.
— С ошейником ты похож на пса. Только злобного. Ведь хорошие псы не предают хозяев.
Бесс попробовал оправдываться:
— Великий царь, я предал смерти Дария из намерения снискать твою милость.
Александр нахмурился и, морщась, словно от зубной боли, зло выдавил:
Не тебе карать и миловать царей! Это право боги дали самим царям!
Повернулся к Птолемею:
— Подвесьте огрызка рода Ахеменидов к крестовине у дороги, чтобы он хорошо рассмотрел сверху, что натворил.
На другой день Бесса сняли с крестовины, бичевали
Уже никто в Греции не сомневался в окончательной победе македонского царя и что Азия полностью находится в его власти. «Поход отмщения» завершён, ради благородной цели сожжён Персеполь. Но в свои двадцать шесть лет, находясь в зените полководческой славы, Александр не в состоянии удовлетвориться достигнутым результатом. Не мог подавить сильное желание завоёвывать чужие территории до неизвестных пока ему пределов. Возвращаться в Македонию и распоряжаться неограниченной властью из Пеллы до тихой старости не имело смысла. К тому же он отказался превратить Азию в провинцию македонско-греческой Империи. Не для этого приближал он к своему двору персидскую и прочую местную знать, обеспечивая места в армии и органах власти.
Гордые граждане полисов готовились признать царя Александра богом, и в первую очередь жители Афин. А если он бог, у него должна быть особая цель, ради которой осуществит великую миссию, божественный замысел. По его разумению, соединит два мира — Элладу и Восток, продолжавший манить к себе, беспокоивший воображение и будораживший сознание. Выход один — идти к границам Персии, идти дальше на Восток по пути божественного героя Геракла и Диониса. Но пока Александр не уверен, что армия поддержит его намерения.
Армия чувствовала его колебания, в палатках обсуждались противоречивые слухи. На сходах бурлили страсти, высказывались мнения, а в основном звучали требования возвращаться домой. Вопросов царю не задавали, но ожидали решения.
На переходе к Тегерану, воинство расположилось на отдых у подножия Эльбурса*, чтобы подождать отставшие подразделения. Так совпало, что в этот день царь отпускал в Грецию отряды из своих союзников по Конгрессу греческих городов. Неожиданно распространился слух, будто царь распускает всю армию! Воины, как безумные, забегали в палатки, второпях собирали вещи, грузились на повозки и колесницы. Пришлось срочно созывать командиров, чтобы они воспрепятствовали массовому дезертирству, объяснили, что воина не закончена; кругом враги, готовые нарушить мирные договорённости.
Кое-как воины пришли в себя, притушив недовольство. Едва забылся этот случай, в царском шатре появился Парменион.
— Плохие новости, — выпалил он с тревогой, — воины всё бросают и возвращаются домой. Что делать?
— Сколько их?
Полководец растерянно развёл руками.
— Сначала выясни, кто они, сколько их. Пусть командиры скажут, что царь отправляет гонца в Македонию. Он заберёт их письма, кто пожелает.
Мало кто отказался от удобного случая написать письмо домой, напомнить о себе в далёкой Македонии. Кто не мог сам написать, просил товарища или писаря. Письма прилюдно собрали и отдали царскому гонцу. А когда гонец отбыл из распоряжения лагеря, за ним отправился доверенный человек царя и забрал письма.