Избранник вечности

— Я не хочу видеть людскую неблагодарность. Для чего солнце, полное сил и света, прячется за облака? Чтобы людям оставалось гадать, зашло оно или нет. Не следует ждать, пока станешь заходящим солнцем.

Александр с пониманием выслушал отшельника; с каждым словом он всё больше ему нравился.

— Абдалоним, ты убедил меня в своей правоте. Только объясни, чего хочешь от избранного тобой образа жизни?

— Согласия с природой. Хочу упорядоченности и определённости, ибо сама природа есть порядок или упорядоченность. Я стремлюсь избегать неопределённости, жить в намерении, в замысле и в согласии с природой.

— В этом видишь своё счастье?

— Наверное. Благополучие и счастье заключены не в стадах и не в золоте, не в высоте положения и не в должностях или могуществе власти, но в свободе от печали, умеренности чувств и расположении души, полагающей всему пределы, назначенные природой. Душа — местопребывание гения счастья.

— Не все сидонцы одобряют твоё нынешнее занятие. Говорят, что зря выбрал тяжкий путь землепашца. Тебе удобнее быть философом, учить людей мудрости.

— Нет, не зря моё обращение к земле. Мы любим благовонные мази, красивую мебель и пурпуровые одежды, но почему-то продавцов благовоний, столяров и красильщиков почитаем неблагородными и низкими ремесленниками. Мы признаём художника или скульптора великим, восхищаемся их изделиями божественной красоты, но не желаем уподобиться им в трудах, и детям своим такой участи не желаем. Мы любим свежеиспечённый хлеб, забывая о сеятеле и пекаре. Мы жаждем лишь обладания и наслаждения благами судьбы, забывая о тех, кто нам эти блага предоставляет. Вот что вызывает у меня удивление!

Слова Абдалонима досадно разили слух царя, не отказом, а правдой, заставляющей задуматься об обыденных, казалось, вещах. Он с огорчением воскликнул:

— В таком случае тебе обеспечена судьба Гераклита Мрачного*. Он возненавидел людей, удалился и жил в горах, кормясь быльём и травами. Заболел, умер и сделался добычей собак будучи свободным в одиночестве. Ты хочешь такого конца?

Абдалоним покачал головой.

— Одиночество не означает состояние беспомощности. Если кто-то находится в толпе, это ещё не значит, что он неодинок. В нынешнем положении со мной может случиться всё так, как я хочу. Но значит ли это, что со мной непременно случится всё то, что мне вздумается? Нисколько!

Александру ничего не оставалось, как промолчать. Но сдаваться в неожиданно возникшем философском диспуте не хотел. Абдалоним ему понравился, такому правителю Сидона он мог доверять. Осознав это, перешёл в наступление, зайдя военным маневром, с флангов и с тыла:

— Послушай, Абдалоним, ни один здравомыслящий муж, а я таковым считаю тебя, не должен отказываться от власти. Только нравственно испорченный человек способен отказаться от обязанности помочь нуждающимся согражданам. Так же как низко уступать своё место дурным людям: глупо желать себе дурно быть управляемым, нежели управлять хорошо самому.

Абдалоним насторожился, встал, обратившись во внимание. Александр, уже решительно, продолжил:

— Сидон нуждается в хорошем правителе. Обычно граждане украшают родной город добровольными приношениями, а ты принеси ему самого себя — свою кротость, любовь к справедливости и доброе сердце. Если ты выстроишь родному городу не высокие здания, а сделаешь выше его граждан — ты будешь величайшим благодетелем. Ты знаешь, что маяки в гаванях дают яркий огонь, даже когда в них подбросят немного хворосту, и приносят громадную пользу скитающимся по морю кораблям; так и ты в трудное для сидонцев время, довольствуясь лично малым, принесёшь согражданам большую пользу.

Абдалоним слушал, понимая, к чему клонит царь.

— Похвально, что для тебя справедливость — главное. А справедливых не только уважают, как уважают храбрых, не только дивятся и восхищаются ими, как восхищаются мудрыми, но любят их, твердо на них полагаются. Ты будешь царём Сидона, потому что такова воля твоего народа, и я этого хочу.

Александр посмотрел на Абдалонима снизу вверх. Тот подумал немного, затем шагнул к ручью, журчавшему рядом с вязом, и, сняв рубище, совершил омовение. Вернулся и, глядя на царя, произнёс:

— Если хочет народ, я покорюсь его воле вопреки своим интересам. Надеюсь, что с твердостью духа, как жил прежде своим трудом, я смогу перенести тяготы новых обязанностей правителя Сидона и твою, Александр, власть над собой. Буду служить народу как можно лучше и справедливее, не буду замышлять ничего несправедливого против граждан, верных закону, и другим того не дозволю. Если я буду соблюдать это, да будет благо мне и дому, и роду моему, если же я буду поступать напротив, да будет зло мне и дому, и роду моему, и пусть ни земля, ни море не приносят мне плода, и пусть жена моя не родит мне детей.

Александр поразился его словам и понял, что не зря провёл с ним столько времени. Абдалониму подали принесённую сидонцами пурпурную одежду, украшенную золотом и каменьями, и с соответствующими почестями сопроводили в город, где он принёс народу клятву честного ему служения и верности македонскому царю.

* * *