Я плюхнулась на свободное местечко между тигрятами. Джилли тут же уложил голову мне на макушку, а Лил доверчиво прижалась всем телом и довольно вздохнула.
Странная она стала. Ну да, в таком поведении нет ничего удивительного — беременная оборотница ищет защиты у альфы… Но мне немного непривычно. Долгие и трудные годы после смерти родителей, когда малышка Лилли ненавидела меня, а заодно и весь мир, давно остались позади, но всё равно она никогда не была настолько ласковой и тактильной, как тот же Джил. Кошмарная штука эти гормоны.
(Прямо девиз сегодняшнего дня, да.)
Идущий по визору шедевр синематографа, впрочем, ещё кошмарнее.
— Да что за нахер? — не выдержала я минут через пять. — Нипочём бы нормальный вампир не связался с такой девицей! Оборотень — наверняка, но только не вампир. Да она же явно сверху!
— Там срочно нужен персонаж-охотник, — поддержала Лил. Гормоны гормонами, а любовь к триллерам и боевичкам никуда не делась. — Чтоб подорвал этот рассадник дебилизма и пафосно свалил в ночь.
— Не оглядываясь на взрыв, — внесла я важное уточнение.
— Да, именно.
— Ой, а мне нравится! — фыркнул на нас Джилли, бросив в рот парочку кукурузин. — Зануды, с вами только документалки про пингвинов смотреть…
Вытерпев ещё минут десять многоугольной идиотии, я решительно удалилась наверх. Лучше уж обновить ту восхитительно гигантскую ванну. И вместе с тигрятами приготовить ужин. И, быть может, накатать по свежей памяти отчёт для Сворна. И…
И вовсе я никого не жду. Вот ещё не хватало.
Три часа спустя, выполнив все пункты нехитрого списочка, я бестолково замерла у окна мансарды. Уже стемнело, но острый нелюдской взор легко выхватывал из вечернего сумрака желтоватые островки пожухлой травы и сочно-изумрудный массив хвойного леса, кое-где расцвеченный золотисто-бурыми пятнами лысеющих дубов и клёнов.
Красиво здесь всё-таки. И до того уютно, что даже пугает. Но мысли как-то не о живописных пейзажах. Вот совсем.
И где, спрашивается, это трепло косолапое? Я же жду!
Да, да, последовательность всё ещё не в списке кошачьих достоинств.
— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — бормочу себе под нос. Зло и тихо, чтобы мои пакостники не услышали ненароком.
Покачала головой, дивясь собственной долбанутости, и принялась нервно наматывать на пальцы прядь волос. Раздвоение личности, что ли, заработала? Бессмысленно ведь теперь отрицать, что Дар мне нравится. И хочется его… очень. Но вот беда — держаться подальше от него — от альфы — хочется почти так же сильно. Несмотря ни на что.
И дело вовсе не в нём. Не во мне даже…
Кирос. Дело всегда в Киросе, во всём, что он со мной сотворил. У меня за плечами — двадцать лет свободы и восемь лет психотерапии, а что толку? Альфа-братец продолжает отравлять мне жизнь даже теперь, когда я уже давно расстреляла его в упор из обреза и пустила на корм червям.
Со вздохом провела ладонью по макушке, силясь пригладить свою непослушную гриву. Вот ведь не хватало к ночи поминать всякую гадость! Зря, зря я взбаламутила это болото. Да и с чего вообще? Дар похож на Кироса меньше всех на свете. Он добрый, заботливый, сильный… и совсем дурной, если решил присвоить себе потрёпанную жизнью кошару-убийцу с проблемами доверия. Не мог закадрить девицу получше? Что, сучья мать, творится в этой белобрысой башке?..
Я встряхнулась и сердито фыркнула. Неприятным сюрпризом стало то, что я уже готова шею свернуть этой «девице получше». Несуществующей, смею надеяться! Ибо делиться всё ещё не люблю и не умею.
Не то чтобы у меня есть какое-то право на ревность. Я ведь сама раз за разом отказывалась пометить его, не так ли? Отказывалась, пусть и охота было до трясучки, до зубовного скрежета. Но оставить метку — значит, признать притязания на меня; признать, что я сама принадлежу Дару. Принадлежу более сильному альфе.
Сучка альфы. Двадцать лет бежала прочь, чтобы вернуться ровно к тому же, с чего и начала. Так получается?
Нет, не так. Совсем не так. Принадлежать Дару действительно хочется. Сучкой его быть, как бы жалко это ни звучало даже в мыслях. Стонать под ним, прогибаться, давать ему всё, что только пожелает. Угождать. Обнажать горло.
Доверять.
Вот с этим у меня хреново; оттого и вся остальная колония тараканов никак не вымрет.
Но где он шляется вообще? Я тут, значит, жру себя поедом, а он даже звякнуть на комм не удосужился… Силясь отогнать смятение, злость и непрошенное возбуждение, прошлась по мансарде туда-сюда, бездумно глазея то в окно, то на скошенный потолок. А затем, не выдержав, дёрнула на себя балконную дверь и легко перемахнула через высокие перила.
Приземлилась уже на четыре лапы. Стряхнула с хвоста ошмётки одежды, покосилась на подъездную дорожку — пусто. Да и пожалуйста! Вздорно фыркнув, неспешно побрела в сторону леса. Пусть ищет где хочет; а у меня, как говорится, лапки.
47