Я зарычала, едва не выдирая из якобы не родственной шкуры хороший такой клок меха. Вот ведь сука! Будто я одна тут мучаюсь! Но тут же бессильно выдохнула и сдавленным полушёпотом взмолилась:
— Да выеби уже!.. Пожалуйста, Дар, пожалуйста, мне нужно; мне очень нужно…
Стоило только попросить, как Дар вдруг отстранился, вынудив недоуменно глянуть на него через плечо. Он же не думает бросить меня, возбужденную, неудовлетворенную!.. Я собиралась было перевернуться… И в тот же момент оказалась прижата сильной рукой к всклокоченному меху.
Он вошёл в меня. Одним слитным, плавным движением, но таким уверенным и правильным, что я не сдержала стона. Почти сразу же подался назад, а вслед за ним и я, без слов требуя ещё, сильнее и глубже. Дар недовольно, совершенно по-медвежьи заворчал — мол, без самодеятельности мне тут; снова прихватил зубами саднящий загривок, оставляя очередную метку, и наконец-то стал двигаться. Медля, точно издевался, беся до жути, но и возбуждая до дрожи, до удушья, до звёздочек перед глазами.
— Быстрее, — взмолилась я, зло зыркнув через плечо. — Быстрее, Дар, тьма тебя пожри…
На меня шикнули, веля заткнуться; тяжёлая рука легла на затылок, взъерошивая волосы — мимолетно, но так ласково и… любяще, что сердце зашлось в приступе необъяснимой нежности. В этом весь Дар — зверь, опасный и могучий, но вместе с тем ласковый до одури. Заботливый во всём.
— Славная киса, — шепчет он, но на этот раз я уже не спорю.
Не до споров уже как-то… Едва не рычу, все сильнее подаюсь назад сама, не желая расставаться с ощущением того, насколько глубоко он во мне. И до боли впиваюсь зубами в собственную руку. Не чтобы заглушить, Хаос, нет ничего хуже дурацкого стеснения во время секса! Чтобы отрезвить себя хоть немного.
Нельзя, нельзя так терять голову; нельзя, чтобы накрывало с головой, не давая дышать. Нельзя, чтобы чужие руки на теле казались чем-то жизненно необходимым, чужие поцелуи — тем, о чём стоит помнить всегда.
Нельзя, однако же в голове не то что мыслей — мозга-то будто не осталось. Лишь удовольствие и желание, близкое к безумию…
Хаос его знает, сколько ушло времени, чтобы прийти в себя — минуты или часы. Но я отошла от сумасшедшего оргазма, только когда Дар выпустил меня из своих рук и направился было к камину.
— Ну и куда ты собрался? — пробурчала я, переворачиваясь на бок и подкладывая руку под голову.
Красивый он всё-таки — вон как замечательно смотрится в лунном свете, льющемся из окна.
— Ну не могу же я позволить тебе замёрзнуть, — отозвался Дар таким тоном, будто озвучил нечто очевидное.
— Мне? Замёрзнуть? — фыркнула я, похлопала по месту рядом с собой. — А ты на что тогда?
Меня одарили насмешливым, но невыносимо тёплым взглядом. Долгим, внимательным, от которого почему-то вновь захотелось… всего, чего бы он — мой альфа — от меня ни потребовал. Странное ощущение, жутко непривычное и почти пугающее, но всё равно отдающееся невероятным теплом внутри.
Дар вернулся, снова лёг рядом, копируя мою позу. Ласково погладил бедро, невесомо коснулся губами плеча.
— Я-то? Чтобы любить тебя, Изара. До конца твоих дней. Если хочешь.
Страсть как охота испортить момент каким-нибудь едким пассажем про долбанутых медведей. Но я лишь отвесила пинка внутренней циничной стерве, чтобы заткнулась хоть ненадолго. Всё ж таки не каждый день нахожу себе идеальную пару.
— А ты любишь рисковать, Маграт, — всё же проворчала, протянув руку и коснувшись спутанных светлых волос. И улыбнулась, наверняка совершенно по-идиотски. — Да. Очень хочу.
50
Нет ничего приятнее, чем просыпаться в одной постели рядом с красивой обнажённой девушкой. Жаркой во всех смыслах, потому как эта девушка — самая настоящая кошка. Ласковая, горячая, и кожа под пальцами до того нежная, что так и хочется гладить, целовать, трогать везде.
Что Дар, собственно, и делал. Нет, сперва попросту любовался сонной, в кои-то веки расслабленной Изарой, а потом не выдержал. Потянулся к упругой груди, спустился к твёрдому животу. Провёл ладонью ниже, не пытаясь разбудить и тут же заняться сексом, — просто ласкал, как того хотелось. Изара предсказуемо заворочалась, но глаз не открыла.
Красивая. И принадлежит Дару целиком и полностью, о чём весьма красноречиво говорит яркая метка на шее. Он потянулся к ней, обвёл языком; с трудом, но подавил желание снова вонзить зубы. Только поцеловал кожу вокруг, чуть прикусил мочку уха. И почувствовал, как напрягается тело под его руками.
Изара повернула голову, приоткрыла один глаз, сделавшись совсем непохожей на грозного ликвидатора всея Греймора.
— От… ста-ань, — кое-как промямлила она, сонно жмурясь и с явным недовольством морща нос. Но и в полудрёме умудрилась съехидничать: — Ты нормальный вообще? Приличные медведи в такую рань не встают.
— Я — неприличный медведь. Ты должна была заметить.
— О, я заметила, — Изара лениво потянулась всем телом, точно прямо сейчас была в своей полосатой кошачьей шкуре. — Но рань же, Маграт, какого хрена?