— К чему? — Затянувшись и выпустив дым с тяжелым вздохом, Лесов продолжил: — Городок наш не особенно большой. Если, упаси бог, что-то случается на шахтах, в городе сразу узнают, все сбегаются, прежде всего, конечно, женщины. У каждой ведь кто-нибудь есть в шахте, а шахта — это вам не завод. При пожаре или еще каком бедствии дверь не выломаешь и в окно не выпрыгнешь. Как только моя услышала, что на девятой шахте, где я работал, произошло несчастье, сразу же прибежала — и прямо к вертикальному стволу. Никто не знает точно, как это случилось. Скорее всего, Мария моя вгорячах не заметила, что клети, в которой опускаются в шахту, нет на месте, она внизу, а дверца ствола была открыта, — кто-то, видно, второпях забыл закрыть. А на стволе у нас всегда полутемно. В первую минуту, когда заходишь туда со света, почти ничего не видать. Семьсот метров она пролетела… На похоронах я не был — лежал в больнице.
В пепельнице еще тлела недокуренная папироса, но Илья Савельевич вынул из пачки другую и, сам не заметив, раскрошил ее в пальцах.
— Вы что-то спросили? — спохватился Лесов. Не получив ответа, он опять привалился головой к стенке и продолжил, прерываясь еще чаще: — После аварии в шахте я пролежал в постели около полугода. Когда вышел из больницы, меня почти никто не узнавал — так я за эти полгода постарел. Ее смерть совсем сломила меня. Я попробовал еще месяца два поработать, но почувствовал, что это уже выше моих сил. Не знаю, может быть, если бы мне не хватало стажа или не исполнилось еще пятидесяти лет, я перешел бы на другую работу, хотя для человека, который всю жизнь, как я, проработал под землей, не так-то просто оставить шахту и перейти работать на поверхность. Это — как бы вам сказать — ну, то же самое, что матросу расстаться с морем. Но стаж у меня выработан, по возрасту я мог бы еще несколько лет назад уйти на пенсию, и о деньгах беспокоиться нечего. На жизнь мне хватит, даже если бы я получал пенсию меньше, чем сейчас. Сами понимаете, человек, отработавший на северных шахтах столько лет, зарабатывает, наверно, побольше доцента, а то и профессора.
— Возможно, — согласился Урий Гаврилович, заметив при этом, что самое выгодное сейчас в смысле заработка — быть рабочим.
— По крайней мере на рабочих, как я слышал, спрос теперь намного больше, чем на доцентов и профессоров. Так вот, когда проработаешь на шахте столько, сколько я, волей-неволей наберется порядочный капитал. А если больше не работать, то какой смысл сидеть здесь, в тундре? Север есть Север. Не случайно ведь на Крайнем Севере и платят больше, и отпуск более длительный, и другие льготы. Вот и я, как некоторые другие наши шахтеры, уже ушедшие или собирающиеся на пенсию, записался на кооперативную квартиру в доме, который наш комбинат собирается строить в одном из южных городов. Пока что все еще выбираем город. Хочется ведь, чтобы и климат был подходящий, и город как город. Ну, а поскольку я свободный человек, меня выбрали в правление и отправили в разъезды. Как раз сейчас опять возвращаюсь из командировки — ездил посмотреть еще пару городов и заодно переговорить там с кем надо, что да как. — Лесов вынул из пачки еще папиросу и опять раскрошил ее между пальцами незаметно для себя. — Так или иначе, года через два мы выстроим дом. Буду ли я там жить — этого, видите ли, я и сам еще не знаю, хотя я и в правлении, и еще не раз мне придется мотаться туда-сюда, когда начнут строить. Я все же свободнее других — совершенно одинокий человек. Кто знает, может, кооператив нарочно впряг меня в работу, потому что я остался один.
Поезд, долго стоявший на маленькой станции, наконец тронулся, но в первую минуту ни Аншин, ни Лесов этого не заметили.
— Почему вы думаете, что вам не придется там жить? Квартир на всех не хватит? — спросил Уриэль вдруг замолчавшего Лесова, когда колеса начали с каждой секундой все громче выстукивать свой вечный монотонный напев, к которому можно подобрать какие угодно слова и на каком угодно языке.
Илья Савельевич взглянул на Уриэля, чуть прищурившись. По его взгляду Уриэль понял, что Лесов не ожидал такого вопроса, и ему показалось, что тот отвечает не ему, а себе:
— Тут остается моя Мария. Как же оставить могилу близкого, любимого человека и навсегда уехать? — И, словно испугавшись, что Уриэль ответит ему так же, как он сам неоднократно говорил себе: жизнь побеждает все, — они ведь с Марией выдержали, получив страшную весть о гибели на фронте их четвертого, и последнего, сына Игоря, — Лесов сказал совсем другим голосом, чем рассказывал о себе: — Запишите все же мой адрес. Вполне возможно, в гостинице не будет свободных мест. Не смотрите, что нас с вами только двое во всем вагоне, — это просто случайность. Народу сюда едет предостаточно, а пока закончат новую гостиницу, которая сейчас строится… И кроме того, в старой гостинице, если не ошибаюсь, вообще нет одноместных номеров. Там, насколько я знаю, в самой маленькой комнате живет три-четыре постояльца. А меня вы ничуть не стесните. У меня так и так пустует комната.