Избранное

Дни проходят, деньги тают. История с отцом уже превратилась в нелепую легенду, в которую он и сам уже не верил. Но Керимы, этой роковой женщины, ему не избежать. Она — его жизнь и оставшаяся в этой жизни надежда.

Вечерами бродил он по Клот–беку, проводил время, выпивая и ожидая ее в темноте ночь за ночью. Он вернулся в полночь, и Мухаммед Сави сонно сообщил:

— Сегодня днем вас спрашивали по телефону.

Эти телефонные новости перестали его волновать. Если бы они не оправдали его скептицизма, если бы произошло чудо в этот момент отчаяния и страдания. Женский голос.

— По объявлению?

— Да нет, спросила, в номере ли вы. Я сказал, что вы еще не вернулись, и она положила трубку.

Ильхам? Из–за всех этих неудач последние два дня Сабир не встречался с ней. Когда он уже разделся и погасил свет, раздался легкий стук в дверь. Как сумасшедший он рванулся к двери, распахнул, крепко сжал ее руки и, несмотря на чувство счастливого облегчения, воскликнул с упреком:

— Ты!.. Повлек ее к постели, повторяя:

— Ты… И тебе не совестно?

— Ой, ты меня раздавишь, осторожнее.

— Как ты не пощадила мои нервы.

— Но ведь и мне не легче! Он хотел сорвать с нее халат, но она плотно его запахнула и стиснула руками.

— Нет. Оставаться рискованно. Я буквально на пару слов и ухожу.

— Ха! Сам дьявол не защитит тебя от меня!

— Ты пьян. Возьми себя в руки. Сейчас малейшая оплошность — и все рухнет.

Он посадил ее рядом с собой на край постели и спросил:

— Что случилось?

— Когда я вернулась от тебя в последний раз, он проснулся, чего с ним раньше не бывало, и стал расспрашивать, все ли время я была рядом. Я сумела увильнуть, но мне показалось, что Али Сурейкус что–то заподозрил. Я не уверена до конца, но все же перепугалась ужасно.

— Может, показалось?

— Может, да, а может нет. Но нам нельзя всем рисковать. Так потеряем и любовь, и надежду. Учти, одно слово — и он меня уничтожит, буду в вечной нищете прозябать. — Она вздохнула. — Вот я и воздержалась от визитов. И не смогла объяснить свое поведение. Думала–гадала, а сама терзалась — как ты там? Что ты подумал? Ты знаешь, он ведь не подписывал на мое имя всего имущества, пока не взял с меня обязательства быть ему верной. Говорил: ты мои руки, мои глаза, ты мне дочь и жена. Не оскверняй изменой оставшиеся мне дни.

— Ну и что?

— А то, что я должна категорически прекратить свидания. Это единственный выход.

— С ума сойти!

— Нет, это разумно.

— Значит, ждать? До каких пор ждать? Ответила с тяжким вздохом:

— Как ты понимаешь, ответа я не знаю.

— Когда деньги у меня кончатся, я буду вынужден уехать.

— Я могу тебе понемногу подбрасывать, чтобы удержать тебя в Каире как можно дольше.

— Это не отвратит неизбежного.

— Я понимаю. Но где выход? Я мучаюсь не меньше тебя.

— О, нет, мне, помимо этих страданий, вообще грозит полный крах.

— А я и за себя, и за тебя страдаю. Неужели ты не понимаешь?

Он вдруг задумчиво произнес, словно спрашивая самого себя:

— Когда же он умрет?..

— Ты спрашиваешь, будто я ясновидящая.

— А кто же ты тогда?

— Я несчастная женщина. Куда более несчастная, чем ты можешь предположить.

— Может, смерть посмеется над нашими опасениями и он вдруг сам умрет?

— Это не исключено. Ведь он такой дряхлый. Не может же он до бесконечности жить.

— Можем, нынче ночью помрет, а может, через двадцать лет в возрасте своей сестрицы, которая два года назад Богу душу отдала.

— Проклятье!

— Ничего не поделаешь. Я должна уходить.

— И я увижу тебя только после его смерти?

— Повторяю: ничего не поделаешь.

— Ну, это как сказать. Они смолкли, в темноте прислушиваясь к шепоту тишины. Он вдруг сказал:

— Ты мне уже некоторое время делаешь намеки, напоминая об одном разговоре, свидетельницей которого была только ночная тьма. Давай поговорим начистоту о том, что… я убью его.

— Тебя тогда этот разговор смутил, — обеспокоенно сказала она. — Я его больше не затевала. Я ведь не бессердечная тварь. Единственная моя слабость в том, что я безумно люблю тебя. Нет, лучше ждать нам обоим.

— Пока он не умрет в возрасте своей сестры?

— Пусть Аллах распорядится, как ему угодно.

Он ощутил железную решимость, поднялся во мраке в порыве отчаяния, но тут же сел. Несмотря на прохладу, его бросило в жар.

— А что потом?

Она молчала. Темнота стала плотной, как удушливый дым.

— Ну? Не теряй времени. Что после убийства?

До него донеслось едва различимое бормотанье, словно она хотела что–то сказать, но в горле пересохло. Потом услышал ее глухой, будто из подземелья, голос:

— Переждем какое–то время. Зато в безопасности… Можем тайком встречаться где–нибудь. А потом — я буду твоей со всем своим богатством. Он стиснул кулаки и сказал:

— Отчаяние не дает нам иного выхода и времени для выбора.

— К сожалению.

— Но что я должен сделать?

Она ответила после паузы, которая показалась ему слишком краткой:

— Изучи здание, примыкающее к гостинице.

Ого! Так она все продумала. В этой прелестной головке готов план преступления. Все ей прощается, поскольку делается во имя любви.

— Квартиры арендуются там портными и торговцами на длительные сроки. Ночью они покидают здание. Войти в дом и выйти ничего не стоит.

— Это в том доме?