Избранное

Кроме того, вся теоретическая философия направлена к своей цели, каковой является моральная философия. А поскольку цель предполагает необходимость того, что требуется для достижения цели, как говорит Аристотель во II книге Физики, то теоретическая философия всегда устремляется и восходит к своей цели и ищет подходящие пути для достижения оной, а потому теоретическая философия может предуготовлять начала моральной философии. И так соотносятся между собой две части мудрости языческих философов, но для философствующих христиан моральная наука в собственном и полном смысле слова есть богословие, которое добавляет к старой философии язычников христианскую веру и истины, которые являются собственно Божественными. И так эта цель [т. е. богословие] обладает своим собственным умозрением, как моральная философия нехристиан — своим. Следовательно, каково отношение цели к цели, таково же и отношение умозрения к умозрению. Но такая цель, как христианский закон, добавляет к закону философов ясные положения веры, благодаря которым она дополняет закон моральной философии, так, чтобы был один полный закон. Ибо закон Христов принимает и вмещает законы и моральные нормы философии, как очевидно из [трудов] святых и обычаев церковной и богословской практики.

Ergo speculatio Christianorum praecedens legem suam debet super speculationem alterius legis addere ea quae valent ad legem Christi docendam et probandam, ut surgat una speculatio completa, cuius initium erit speculatio philosophorum infidelium, et complementum eius erit superinductum theologiae, et secundum proprietatem legis Christianae. Et ideo philosophia apud Christianos debet sapere multum de divinis, plus quam apud philosophos infideles, et propter hoc debent philosophi considerare philosophiam, ac si modo esset de novo inventa, ut earn facerent aptam fini suo. Et ideo debent multa addi in philosophia Christianorum; quae philosophi infideles scire non potuerant Et huiusmodi sunt rationes exsurgentes in nobis ex fide et auctoribus legis et sanctorum qui sapiunt philosophiam; et possunt esse communia philosophiae completae et theologiae. Et haec cognoscuntur per hoc quod debent esse communia fidelibus et infidelibus, ut sint ita nota cum proferuntur et probantur, quod negari non possunt a sapientibus et instructis in philosophia infidelium. Nam philosophi infideles multa ignorunt in praesenti de divinis quae proponerentur eis, ut probarentur per principia philosophiae completae, hoc est, per vivacitates rationes quae sumunt originem a philosophia infidelium: licet complementum a fide Christi reciperent sine contradictione, et gauderent de proposita sibi veritate, quia avidi sunt sapientiae et magis studiosi quam Christiani. Non tamen dico, quod aliquid de spiritualibus articulis fidei Christianae reciperetur in probatione sed multae veritates sunt communes rationales quas omnis sapiens de facili reciperet ab alio, quamvis secundum se ignoraret.

Следовательно, умозрение христиан, предваряя свой закон, должно добавлять к умозрению другого закона то, что имеет значение для обучения христианскому закону и его обоснования: так, чтобы возникло единое полное умозрение, начало которому было положено умозрением языческих философов, а завершение — добавлением богословия сообразно собственным положениям христианского закона. И поэтому философия христиан должна быть устремлена преимущественно к Божественному — в большей степени, нежели философия язычников, а потому [христианские] философы должны рассматривать философию так, как, если бы она была вновь изобретена, чтобы они создавали ее в соответствии с ее целью. И поэтому они должны добавить в христианской философии многое из того, что языческие философы знать не могли. И таковы наши рассуждения, основой для которых является вера, авторитет закона и святых, которые знали философию, и эти [наши рассуждения] могут являться общими для полной философии и богословия. И это постигается на основании того, что должно быть общим для христиан и язычников, чтобы таковое, когда высказывается и доказывается, было столь очевидным, что не могло бы отрицаться языческими мудрецами и [теми из язычников], кто обучен философии. Ибо языческие философы и теперь не знают многое из того, что относится к Божественному, и если бы таковое было им представлено доказанным с помощью начал полной философии (т. е. посредством убедительных аргументов, которые берут начало от философии язычников, хотя и получают свое завершение благодаря вере Христовой) и без противоречия, то они [т. е. языческие философы] возрадовались бы предложенной им истине, поскольку жадны до мудрости и более образованны, нежели христиане. Я не утверждаю, однако, что они могли бы постигнуть в доказательстве нечто из духовных положений христианской веры, но [имею в виду], что существует много общих рациональных истин, которые любой мудрец, не ведая сам, легко воспримет от другого.