Я смутно помню шумный перекресток,Как змей клубок, петлистые пути.Я выбрал свой, и всё казалось просто:Коль цель видна, не сбиться и дойти.Одна судьба — не две — у человека,И как дорогу ту ни назови,Я верен тем, с которыми полвекаШагал я по грязи и по крови.Один косился на другого, мучилМолчанием, томила сердце тень,Что рядом шла, — не друг и не попутчик,А только тень. Ни зелень деревень,Ни птицы крик нам не несли отрады.Страшнее переходов был привал.Порой один, чуть покачнувшись, падал,Все дальше шли, он молча умирал.Но, кажется, и в час предсмертной стужи,Когда пойму — мне больше не идти,Нахлынут нежность, гордость, грусть и ужасПри памяти о пройденном пути.
1957
288. «Есть в севере чрезмерность, человеку…»
Есть в севере чрезмерность, человекуОна невыносима, но сродни —И торопливость летнего рассвета,И декабря огрызки, а не дни,И сада вид, когда приходит осень:Едва цветы успели расцвести,Их заморозки скручивают, косят,А ветер ухмыляется, свистит,И только в пестроте листвы кричащей,Календарю и кумушкам назло,Горит последнее большое счастье,Что сдуру, курам на смех, расцвело.
1957
289. ДОЖДЬ В НАГАСАКИ
Дождь в Нагасаки бродит, разбужен, рассержен.Куклу слепую девочка в ужасе держит.Дождь этот лишний, деревья ему не рады,Вишня в цвету, цветы уже начали падать.Дождь этот с пеплом, в нем тихой смерти заправка,Кукла ослепла, ослепнет девочка завтра,Будет отравой доска для детского гроба,Будет приправой тоска и долгая злоба,Злоба — как дождь, нельзя от нее укрыться,Рыбы сходят с ума, наземь падают птицы.Голуби скоро начнут, как вороны, каркать,Будут кусаться и выть молчальники карпы,Будут вгрызаться в людей цветы полевые,Воздух вопьется в грудь, сердце высосет, выест,Злобу не в силах терпеть, как дождь, Нагасаки,Мы не дадим умереть тебе, Нагасаки!Дети в далеких, в зеленых и тихих скверах, —Здесь не о вере, не с верой, не против веры,Здесь о другом — о простой человеческой жизни.Дождь перейдет, на вишни он больше не брызнет.