Избранное

Оставшись один, Дуцу постепенно успокоился.

Он уже не сомневался, что клад заколдован, и решил к нему не прикасаться, как не прикасаются к бесноватым.

Что за польза в богатстве, если не успел до него добраться, как уже превращаешься в нечеловека?

Так решил Дуцу. Но человеческие решения — всего-навсего решения: одна мысль приносит их, другая уносит. Мысли со страшной быстротой кружились в голове Дуцу. А вместе с ними вновь и вновь возникало ощущение, что он не в силах отказаться от клада, пусть даже и лежит на нем заклятье.

Почему тут клад?.. И по какой причине нашел его именно он, Дуцу?.. Сколько времени лежал этот клад в земле, и никто на него не натыкался. Почему как раз на долю Дуцу, а не Думитру или кого-то из болгар выпало копать именно на этом месте? У каждого человека своя судьба. Плоха ли она, хороша ли, ее не избежать. И Дуцу казалось, что все имеет между собой какую-то тесную связь. И укрепления-то стали возводить именно теперь, и как раз на этом месте, словно специально для того, чтобы, работая тут, клад нашел обязательно Дуцу.

В голове у него прояснилось.

«Нет, — сказал себе Дуцу, — я сделаю то, что захочу, поступлю так, как велит моя совесть. Ведь я нашел этот клад случайно: его мог найти любой, работая вместо меня. И каждый поступил бы по-своему. Так что же я должен делать?»

— Не хочу! — воскликнул он, порывисто вскочив на ноги.

Наверно, его испытывает сам дьявол. В таком случае надо доказать, что Дуцу сильнее и не подчинится ему.

«Нет! — подумал он. — Уж пусть лучше я, и Станка, и дети останемся такими, как сейчас. Лучше того, что есть, для нас быть не может. И нечего искать другой доли!»

И снова его пробирал страх, когда он чувствовал, какой опасностью грозит ему находка, ему так хотелось устоять перед искушением и остаться хозяином своей судьбы и судьбы своих близких.

Мучаясь противоречивыми чувствами, терзаемый сомнениями, он принялся ощупывать себя, — надо же убедиться, что все это явь, а не сон и он действительно тот, что и прежде.

Однако уже через несколько мгновений Дуцу снова почувствовал себя словно во сне.

«Э, — рассуждал он, — а все-таки это не я, хоть я и ощупал себя и убедился, что как-никак это я и есть, такой, каким сам себя понимаю».

Да, тяжко бывает, когда не можешь до конца поверить, что ты и в самом деле таков, каким существуешь в своем собственном представлении.

Дуцу хотелось бы раздвоиться, как-то отойти от самого себя, взглянуть на себя со стороны, как люди смотрят на окружающие предметы.

«Но что бы я мог увидеть, если бы даже глядел не мысленно, а глазами? — раздумывал Дуцу спустя некоторое время. — Солнце, которое снится, светит так же, как настоящее, и лучи его так же жгут. Привидевшиеся во сне звезды так же блестят на небе, а трава так же зелена. На приснившейся войне кровь течет как в действительности, приснившаяся радость наполняет отрадной сладостью душу, а приснившееся горе терзает не менее горько, — все равно, в жизни ли ты грезишь, или живешь во сне».

Он встряхнулся, силясь пробудиться, если действительно спал. Но наваждение не проходило.

В этой сумятице чувств одно оставалось для него совершенно ясным: необходимо во что бы то ни стало убедиться, что там, где он наткнулся на какой-то звякнувший предмет, действительно зарыт клад. И сделать это надо немедленно, пока никого нет и никто не может помешать.

А там — будь что будет!

Дуцу поднялся и под покровом спускавшихся сумерек спрятал заступ, кирку и лопату, чтобы в нужный момент они оказались под рукой. Потом огляделся по сторонам. Люди уже кончили работу. Одни собирались домой, другие отправились в лавочку, третьи стояли просто так — отдыхали.

Людская суета еще не замерла, но чем становилось темнее, тем ожесточеннее билось сердце Дуцу: близилась ночь, а вместе с ней и заветный миг, от которого зависела его жизнь.

Наконец у него не хватило терпения ждать дольше.

Благословенная тьма!

Дуцу загоревшимися глазами посмотрел вокруг, спустился потихоньку в ров и начал разгребать землю прямо руками. Он отбрасывал ее горстями в сторону, а сам то и дело подымал голову, настороженно озираясь. Сердце его колотилось, кровь стучала в висках, было трудно дышать.

Внезапно он наткнулся на что-то твердое и гладкое. Потеряв всякую власть над собой, он начал все быстрей и быстрей разрывать рыхлую землю, запуская в нее обе руки. Наконец пальцы его нащупали котел. Большой котел!

Дуцу выпрямился и, обведя все вокруг долгим удовлетворенным взглядом, перекрестился.

— Спаси меня, господи, — сказал он, — не допусти до греха… Если кто-нибудь сейчас подойдет, мне останется только убить его!

Схватив заступ, он начал разгребать землю вокруг котла. Делал он это медленно, не спеша, как человек, которому некого и нечего бояться. Теперь весь котел оказался на виду. Он был покрыт медной крышкой, не особенно велик, но тяжел — Дуцу едва мог сдвинуть его с места и приподнять.