Избранное

Госпожа Линь залилась слезами, приступ кашля помешал ей говорить — она лишь махала руками и колотилась головой об стол. Увидев, что толку не добьешься, Шоу Шэн тихо вышел из комнаты. У дверей его догнала Минсю, бледная и дрожащая.

— Мама просто рехнулась, — глухо сказала она. — Все твердит, что папу убили! Отдай все хозяину «Юйчансяна», только папу спаси! Брат Шоу Шэн, ты…

Минсю покраснела и убежала в комнаты. Шоу Шэн в оцепенении долго глядел ей вслед, потом резко повернулся — он решил выполнить требование господина У и взять всю ответственность на себя: ведь дочь хозяина с ним заодно!

В лавке накрыли к ужину, но Шоу Шэну было не до еды. Дождавшись денег от хозяина «Юйчансяна», он зажал сотню юаней в руке, еще восемьдесят сунул в карман и со всех ног помчался к председателю торговой палаты.

Через полчаса приказчик вернулся вместе с господином Линем. Увидев мужа живым и невредимым, госпожа Линь вскочила в испуге, а потом стала отбивать поклоны перед изображением Гуаньинь. Она с таким неистовством билась головой об пол, что этот стук даже заглушал ее кашель… Минсю стояла рядом, ее глаза, все в слезах, блестели от счастья…

Шоу Шэн вынул из кармана сверток и положил на стол.

— Вот все, что осталось: восемьдесят юаней.

Господин Линь вздохнул и, помолчав, сказал убитым голосом:

— Лучше бы я там умер! Без денег все равно не жить!

Госпожа Линь не могла слова вымолвить от волнения. Минсю тихо всхлипывала. Линь вздохнул:

— Весь товар выбрали дочиста! Торговать больше нечем, а долги камнем висят на шее…

— Хозяин! — окликнул его Шоу Шэн и, обмакнув палец в чай, написал на столе: «Бегите!»

Господин Линь покачал головой и взглянул на жену и дочь. На глазах его были слезы.

— Это единственный выход. Сотню юаней еще можно наскрести, берите их и уезжайте — на месяц-другой хватит. А уж я здесь сам как-нибудь управлюсь.

Шоу Шэн сказал это совсем тихо, но госпожа Линь услышала — и крикнула:

— И ты с Минсю уезжай! А меня оставьте, я смерти не боюсь!

И, словно молодая, бросилась вверх по лестнице. Минсю с криком кинулась вдогонку. Линь чувствовал, что сейчас свершится что-то важное, и в оцепенении ждал развязки.

— Хозяин, — тихо сказал Шоу Шэн, — забирайте барышню и уезжайте! Иначе хозяйка не успокоится! Она боится, что дочь похитят…

Линь кивнул головой, все еще не зная, на что решиться.

Послышался плач Минсю. Линь и приказчик бросились наверх — но навстречу им вышла госпожа Линь с пакетом из плотной бумаги в руках.

— Зайдите ко мне и выслушайте, что я скажу, — сказала она, возвращаясь к себе в комнату.

— Вот здесь мои сбережения. — Она указала на пакет. — Двести с лишним юаней. Половину возьмите себе! Минсю я отдаю за Шоу Шэна. Завтра вы с отцом уедете, а я пока останусь здесь, и Шоу Шэн со мной. Мне уже недолго осталось. А теперь поклонитесь мне, чтобы я была спокойна! — Госпожа Линь взяла за руку Минсю и Шоу Шэна.

Они поклонились и, покраснев, потупились. Взглянув украдкой на Минсю, Шоу Шэн увидел на ее залитом слезами лице улыбку.

Господин Линь вздохнул с облегчением.

— Ну и отлично, так тому и быть. Но раз уж ты остаешься, Шоу Шэн, смотри — будь осторожен!

VII

Лавка Линя закрылась, и весть о бегстве хозяина разнеслась по всему городу. Меняльная контора «Хэнъюань» первая опечатала остаток товаров. Приходорасходных книг ни одной не нашли, как ни искали. Шоу Шэн, больной, лежал в постели. От госпожи Линь ничего нельзя было добиться — она только оглушительно кашляла, как из пушки палила, сморкалась и плакала. Да и что возьмешь с женщины?

Часам к одиннадцати собравшаяся в лавке толпа подняла неистовый шум. Контора «Хэнъюань» спорила с другими кредиторами из-за дележа остатков. Лавка была пуста — но за счет стоимости инвентаря кредиторы еще могли бы вернуть до семидесяти процентов долга, однако каждый норовил урвать для себя девяносто, а то и все сто. У председателя торговой палаты даже язык заболел от уговоров, но все было напрасно.

Наконец явились двое полицейских. Они встали у дверей с дубинками в руках и начали покрикивать на сбежавшихся зевак.

— Почему меня не пускают? У меня там триста юаней вложено! Весь мой капитал! — шамкая беззубым ртом, кричала полицейскому госпожа Чжу Саньтай, трясясь всем телом и пытаясь протиснуться сквозь толпу. На лбу у нее вздулись жилы с мизинец толщиной.

Тут она увидела вдову Чжан с пятилетним ребенком на руках — та тоже умоляла полицейского впустить ее. Полицейский покосился на вдову и, делая вид, что ласкает ребенка, погладил женщине грудь.

— Тетушка Чжан! — задыхаясь, крикнула Чжу Саньтай и, энергично жуя сморщенными губами, присела на ступеньку каменного крыльца.

Вдова обернулась на голос, а полицейский грубо захохотал:

— Чего вертишься! Стояла бы спокойно — я бы и дальше полез!

Зеваки загоготали. А женщина, сделав вид, что ничего не понимает, глотая слезы, шагнула вперед и увидела сидевшую на крыльце госпожу Чжу Саньтай. Вдова бухнулась рядом с ней на ступеньку и зарыдала в голос.