Избранное

— Отец Ада! На кого ты меня покинул? — запричитала она сквозь слезы. — Знал бы ты, как мне тяжко! Третьего дня три года сравнялось с тех пор, как тебя убили разбойники-солдаты… А хозяин Линь — чтоб у него ни сыновей, ни внуков не было! — обанкротился, пропали мои полтораста юаней, которые я вот этими руками заработала, как в воду упали — даже не булькнули! У бедняков житье горькое, у богачей сердце лютое…

Глядя на мать, заплакал и ребенок, женщина прижала его к себе и зарыдала еще горше.

А Чжу Саньтай, уставившись в одну точку воспаленными, глубоко запавшими глазами, твердила, как одержимая:

— У бедняка — одна жизнь, и у богача тоже одна. Буду драться за свои денежки насмерть!

Из лавки, весь побагровев, выскочил Чэнь Лаоци. Проталкиваясь сквозь толпу, он обернулся и крикнул:

— Грабители! За все ответите! Чтоб вас всех сжег и испепелил огонь небесный и огонь земной! И пусть я все это своими глазами увижу! Если убытки — так поровну, все поделить по-честному, до последней скорлупки!

Продолжая сыпать проклятьями, Чэнь Лаоци увидел на крыльце госпожу Чжу Саньтай и вдову Чжан.

— А вы чего здесь сидите да хнычете! Они там уже все добро поделили! Разве одной глоткой перекричишь полтора десятка чужих? Эти бандиты знать ничего не желают, одно твердят, что наши деньги не в счет!

Притихшая было вдова снова разрыдалась. Подошел полицейский, дотронулся дубинкой до ее плеча.

— Эй! Чего ревешь? Ведь кормилец твой давно помер! Может, кого другого оплакиваешь?

— А ну, заткнись! Нас тут ограбили, а ты, мерзавец, с бабами заигрываешь! — яростно крикнул Чэнь Лаоци и оттолкнул полицейского. Тот вылупил глаза и замахнулся дубинкой. В толпе послышались крики и ругань.

Подошел второй полицейский, оттащил старика и сказал:

— Опять скандалишь? А зря! Враги мы тебе, что ли? Нас торговая палата прислала охрану нести. Ничего не поделаешь — служба такая!

— А ты жалобу подай в комитет гоминьдана! — посоветовал кто-то. Чэнь Лаоци узнал голос известного всей улице бездельника — монаха Лу.

— Сходи, сходи! Послушай, что они скажут, — кричали наперебой из толпы. Но полицейский, взявший на себя роль миротворца, только усмехнулся и, взяв старика за плечо, сказал:

— Лучше не лезь на рожон. Ничего ты там не добьешься! Вот погоди, вернется Линь — с ним и рассчитаешься. Уж он не увильнет!

Чэнь Лаоци стоял, насупившись, не зная, на что решиться. Потом взглянул на Чжу Саньтай и вдову Чжан.

— Сходить, что ли? Ведь они вечно кричат о защите бедняков!

— Верно! — снова раздался голос в толпе. — Линя за то и арестовали — чтоб не сбежал с чужими денежками!

И, словно подчиняясь какой-то силе, Чэнь Лаоци и обе женщины в сопровождении толпы зевак направились к комитету гоминьдана. Вдова Чжан всю дорогу рыдала, проклиная разбойников-солдат, убивших ее мужа, ругала хозяина Линя (чтоб ему ни сыновей, ни внуков!) и злющего, как пес, полицейского…

Вход в комитет охраняли четверо полицейских с дубинками в руках. Не успели люди приблизиться, как полицейские закричали:

— Убирайтесь прочь! Подходить не разрешается!

— Мы с жалобой пришли, — крикнул Чэнь Лаоци, — лавка Линя лопнула, как нам теперь получить свои деньги?

Из дверей выскочил рябой и что-то злобно крикнул. Но полицейские пока что ограничивались угрозами. Толпа зашумела. Тогда рябой яростно завопил:

— Олухи непутевые! Нам, что ли, разбираться в ваших делах?! Не разойдетесь — откроем огонь!

И, затопав ногами, приказал полицейским пустить в ход дубинки. Чэнь Лаоци первому досталось несколько ударов…

Началась паника. Старуха Чжу Саньтай упала. Вдову Чжан, в суматохе потерявшую туфлю, сшибли с ног и чуть не растоптали. Насилу она поднялась на ноги, выбежала на дорогу — и только тут обнаружила, что ребенка с ней нет. На подоле алели капельки крови…

— Ой! Сокровище мое! Радость моя! Бандиты людей убивают! Спаси нас, владыка небесный!

Волосы ее растрепались, она бежала, крича и рыдая. Когда женщина пробегала мимо запертой лавки Линя, рассудок уже оставил ее…

Перевод В. Сухорукова.

В ДНИ ВОЙНЫ

1

После четырех часов ночи винтовочная и орудийная пальба начала стихать. Господин Ли потихоньку привстал с пола, несколько раз легонько стукнул себя рукой по спине, затем нащупал стул и сел, задумчиво склонив голову.

Его старший сын, семилетний мальчуган, глядя на отца, тоже приподнялся, затем выпрямился, но тут же, зацепившись за ногу своей сестренки, шлепнулся на пол и заорал с такой силой, что перепугал господина Ли и его супругу.

Господин Ли плюнул с досады и пробормотал:

— Темно — хоть глаз выколи! Наверно, уже можно зажечь свет. — И, не спрашивая согласия жены, он повернул выключатель.

Яркий свет разбудил пятилетнюю дочь господина Ли. Она стала тереть пухлыми ручонками глаза и захныкала. Госпожа Ли взглянула на спавшего в ее объятиях двухлетнего сынишку и, высвободив руку, погладила девочку.

— Не плачь, доченька, а то японец придет! Японец страшный… — тихонько проговорила мать.