Избранное

Он вытер платком взмокшие лицо и шею, поправил пальто и уже собирался повернуть назад, как вдруг заметил у памятника Котовскому толпу. Он обратил внимание и на то, что обгонявшие его прохожие спешили туда же. Одни бежали небрежной трусцой — дескать, что там может быть такого, другие мчались во всю прыть и так размахивали на бегу руками, словно на них напали пчелы.

Пармен Котрикадзе, естественно, тоже подошел к плотной, как сжатый кулак, толпе — и не поверил собственным глазам: краснощекая женщина в белом халате и черном брезентовом фартуке на мощном животе и ляжках продавала рыбу, и не каких-нибудь мороженых, намертво слипшихся лещей, а живую семгу. Крупные рыбины плескались в огромной бочке; они широко разевали рты, раздували жабры, били хвостами и во время взвешивания доставляли немало хлопот продавщице с и без того, видимо, издерганными нервами. Пармен, не раздумывая, стал в очередь, выстоял ее и попросил взвесить ему двух рыб. Стоявшие сзади него покупатели зашумели: дескать, больше одной не отпускайте, а то нам не хватит. Однако продавщица почему-то расположилась к Пармену благосклонно и взвесила ему, как он просил, две рыбы (вместе они потянули три с половиной килограмма). Тут произошла неловкость по той причине, что у Пармена не оказалось не только пакета, но даже газеты, чтобы завернуть рыбу. Рассерженная продавщица уже собиралась отдать взвешенную рыбу следующему покупателю, но тут какая-то сердобольная старушка, сжалившись над несчастным, растерянным Парменом, протянула ему целлофановый пакет. Отделавшись от очереди и сделав несколько шагов, Котрикадзе почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Конечно, пришлось немного понервничать, но зато теперь у него, приезжего человека, были в руках две красавицы семги. А о том, что Пармен был большим любителем свежей рыбы, и говорить не приходится.

Он перешел на другую сторону улицы и, чуть ли не пританцовывая на ходу, направился к кафе «Мистерия». Попрошу повара поджарить рыбу — вот и будет у меня вкуснейший обед, — размечтался Пармен, от радости не чуявший под собой ног. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает.

Повар отослал его к заведующей: дескать, если разрешит, мне-то что — мне ни масла, ни сковороды не жалко. Заведующая выслушала необычного посетителя, бегло взглянула на рыбу, зевнула, осторожно похлопывая ладошкой по пухлым густо напомаженным губам, и спросила: «Вы это серьезно или шутите?» — «Серьезно», — отвечал Пармен. «Так что же я вам, гражданин, плохого сделала, за что вы решили меня в тюрьму упрятать?» И прежде чем опешивший Пармен успел открыть рот, пояснила: «Знаете, что означает наличие в кафе «левого товара»? Если нагрянет проверка, думаете, мне поверят, что я, из уважения к гостю, разрешила поджарить им же купленную и принесенную рыбу? И даже если никакой проверки не будет, найдется по меньшей мере трое посетителей, которые напишут куда следует: так, мол, и так, мы ели котлеты из мороженого мяса, а какого-то чернявого молодчика угощали жареной семгой».

Убедительный тон заведующей не оставлял возможности не только для дальнейших уговоров, но даже для вопросов — и так все было ясно. Пармен вышел из кафе и опять зашагал по улице в обратном направлении.

В кафе «Национальном» ему тоже ответили отказом, а столовая «Только для вас» оказалась закрыта под предлогом санитарного дня. Зайти в гостиницу он уже не успевал, да и вряд ли в буфете гостиницы (ресторан был на ремонте) отнеслись бы сочувственно к просьбе Пармена. Сегодня утром, за завтраком, он случайно оказался свидетелем того, как буфетчик заставил одного из посетителей убрать блестящую бутылку шведского пива, которую тот достал было из портфеля: дескать, не дразни народ. Пармен тяжело поднялся по ступеням, ведущим в ресторан. Швейцар, строгий и категоричный, тон которого ясно давал понять, что функции его гораздо шире, чем простое открывание и закрывание входной двери, сначала велел Пармену снять пальто, потом, когда тот, одной рукой на ходу приглаживая волосы, в другой неся пакет с рыбой, с деловым видом направился в зал, снова остановил его: дескать, входить в зал с сумками и пакетами запрещено. Злосчастный любитель рыбы послушно вернулся назад и протянул пакет гардеробщику. Тот, не двигаясь с места, назидательно изрек: «Мясные, рыбные и кондитерские изделия на хранение не принимаем». — «Куда же мне его девать, этот пакет, скажите на милость?» — почти сердито спросил Пармен. Но гардеробщику явно не было никакого дела до того, куда посетитель денет свою рыбу. Однако, когда Пармен подмигнул ему, шепнув при этом «Я в долгу не останусь», ответственный за гардероб работник нарушил клятву, видимо, данную администрации, и сунул целлофановый пакет под стойку — туда, где обычно хранятся сумки, зонты и калоши посетителей.